Словарь синонимов кто автор

Словари синонимов

Список известных словарей русских синонимов, изданных в период с 18-го века по настоящее время. Ранние издания можно найти лишь в архивах некоторых библиотек, современные — продаются в книжных магазинах в печатном виде и в интернет-магазинах в печатном и электронном виде.

Современные

Современные издания — от карманных словариков до объёмных словарей, от учебных изданий для школьников до специализированных. Словари можно найти в форматах pdf, docx, для «читалок». Идёт работа над пополнением синонимических словарей новыми современными словами: шопинг, лайк, чекинить, дауншифтер, пати и другие. Книжные магазины предлагают десятки современных изданий. Мы перечислим лишь некоторые.

2009 г. А. Ю. Кожевников «Словарь синонимов современного русского языка. Речевые эквиваленты: практический справочник» — М. : ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2009. — 800 с.
2009 г. А. Ю. Мудрова «Словарь синонимов русского языка» — М. : Центрполиграф, 2009. — 507 с
2005 г., 2007 г. (2-е изд.) К. С. Горбачевич «Словарь синонимов русского языка» — М.: Эксмо, 2007. — 608 с. (более 4000 синонимов)
2002 г. А. П. Евгеньева «Словарь синонимов русского языка» — М. : Астрель ; АСТ, 2002. — 648 с.
2001 г., 2005 г. (2-е изд.) К. С. Горбачевич «Краткий словарь синонимов русского языка» — М.: Эксмо, 2005. — 480 с. (издание 2005 г. из серии «Школьные словари»)
1997 г., 2000 г. (2-е изд.) Ю. Д. Апресян «Новый объяснительный словарь синонимов русского языка»
1996 г., 2001 г. (2-е изд.) А. К. Бирих, В. М. Мокиенко, Л. И. Степанова «Словарь фразеологических синонимов русского языка»

Остальные словари Вы можете найти на сайтах издательств и в книжных интернет-магазинах.
Искать на OZON.RU

XX век и 90-ые годы

Работы разных учёных по дополнению синонимических групп: учебные словари, специализированные, общие. Большое число изданий во второй половине 20-го века, регулярные переиздания с исправлениями и дополнениями.

1996 г. К. С. Горбачевич «Русский синонимический словарь» [Ин-т лингвист. исслед. РАН]. — СПб : ИЛИ РАН, 1996. — 510 с.
1994 г. В. И. Зимин, Л. П. Алекторова, О. М. Ким, Н. П. Колесников, В. Н. Шанский «Учебный словарь синонимов русского языка» (2800 синонимических рядов)
1987 В. П. Жуков, М. И. Сидоренко, В. Т. Шкляров «Словарь фразеологических синонимов русского язык»
1975 г. А. П. Евгеньева «Словарь синонимов. Справочное пособие»
1970-1971 г. А. П. Евгеньева «Словарь синонимов русского языка» — Л. : Наука, 1970 — 1971. — Т. 1—2.
1968 г. (1-е изд.), 1969 г. (2-е изд.), 1975 г. (4-е изд.), 1986 г. (5-е изд.), 1989 г. (6-е изд.), 1993 г. (7-е изд.), 2001 г. (11-е изд.) З. Е. Александрова «Словарь синонимов русского языка» – М. : Рус. яз., 2001. – 567 с. (11 000 синонимических рядов)
1956 г., 1961 г. (2-е изд.) В. Н. Клюева «Краткий словарь синонимов русского языка»
1930 г., 1931 г. (2-е изд.) В. Д. Павлов-Шишкин, П. А. Стефановский «Учебный словарь синонимов русского литературного языка»

Архивные

18-й и 19-й века — первые работы по составлению словарей синонимов, стоит отметить труд Д. И. Фонвизина. В конце 19-го века выходит работа Н. Абрамова, его словарь синонимов стал первым наиболее полным сборником русских синонимов, словарь стал известным, им пользуются и в наши дни, продаётся в магазинах.

1890 г. (1-е изд.), 1915 г. (4-е изд.), 1994 г. (5-е изд.) Н. Абрамов «Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений» — М. : Русские словари, 1994. — 502 с.
1840 г. А. И. Галич «Словарь русских синоним или сословов, составленный редакцией нравственных сочинений» (226 словарных статей) издание в виде книги (I часть)
1818 г. П. Ф. Калайдович «Опыт словаря русских синонимов» (77 групп синонимов) издание в виде книги (I часть)
1783 г. Д. И. Фонвизин «Опыт российского сословника» (32 группы синонимов) журнал «Собеседник Любителей Российского Слова» (ч. I, IV, X)

Наш список словарей неполный и отражает только известные и популярные издания. Список сформирован на основе открытых данных с сайтов издательств, книжных интернет-магазинов. Возможно, появились новые переиздания, которые не отражены здесь. Сообщите нам о них — мы включим их в список.

Источник статьи: http://synonymonline.ru/vocabulary.html

Словарь синонимов Абрамова

Уникальный словарь, первое издание которого вышло в 1900 г. Его создал Н.А. Переферкович — литератор, переводчик и лексикограф (под псевдонимом — Н. Абрамов), в том числе автор «Полного словаря русских рифм» (1912). По мнению ак. Ю.Д. Апресяна Словарь синонимов Н. Абрамова «во многих отношениях опередил свою эпоху и предвосхитил некоторые идеи, сложившиеся и воплощенные в мировой лексикографии лишь в самое последнее время». Богатое образное и аналитическое мышление Переферковича позволило ему запечатлеть глубинные связи русского языка начала 20 века. Отметим также, что помимо точных синонимов словарь включает большое количество выражений, «близких» по смыслу к заглавному слову в узком контексте. Кроме того в Словаре избирательно представлены и антонимы, которые позволяют отыскать другие близкие синонимические ряды через противоположные смыслы и сущности.

Цель словаря — дать более или менее полный выбор русских синонимов, т. е. слов, сходных по общему значению, но различных по оттенкам. Словарь должен служить пособием при отыскании забытых выражений. Предназначая свой словарь исключительно для практического употребления лиц, знающих русский язык, автор заботился не столько о точных определениях оттенков у различных синонимов, сколько о полноте синонимических гнезд, предоставляя чутью пользующегося угадать потребное: язык редко считается с философскими определениями и разграничениями, особенно в области синонимов, обыкновенно и возникающих именно из неточных, фигуральных оборотов.

Начните вводить интересующее вас слово или понятие.

Источник статьи: http://gufo.me/dict/synonyms_abramov

АВТОР

автор Сочинитель, составитель, писатель, компилятор, композитор, виновник, творец. Ср. писатель. См. виновник, сочинитель. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений.- под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари,1999. автор сочинитель, составитель, писатель, компилятор, композитор, виновник, творец, пишущий эти строки, либреттист, доксограф, я, полиграф, оригинатор, создатель, автор этих строк, ткомедиограф, мы, литератор, песенник Словарь русских синонимов. автор 1. см. создатель. 2. см. писатель Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. — М.: Русский язык.З. Е. Александрова.2011. автор сущ., кол-во синонимов: 28 • автобиограф (1) • автор этих строк (4) • авторишка (3) • виновник (13) • доксограф (1) • книггер (3) • комедиограф (3) • композитор (14) • либреттист (1) • литератор (13) • литературный негр (3) • мы (5) • оригинатор (2) • песенник (9) • писатель (121) • пишущий эти строки (4) • полиграф (5) • романсист (1) • создатель (26) • составитель (21) • сочинитель (45) • строчила (2) • стряпатель (29) • сценарист (5) • творец (23) • трагик (4) • эпик (1) • я (12) Словарь синонимов ASIS.В.Н. Тришин.2013. . Синонимы: автобиограф, автор этих строк, авторикша, виновник, доксограф, комедиограф, композитор, либреттист, литератор, мы, оригинатор, песенник, писатель, пишущий эти строки, полиграф, создатель, составитель, сочинитель, творец, я

Смотреть больше слов в « Словаре синонимов »

Смотреть что такое АВТОР в других словарях:

АВТОР

АВТОРпарадигмальная фигура отнесения результатов той или иной (прежде всего творческой) деятельности с определенным (индивидуальным или коллективным) с. смотреть

АВТОР

— парадигмальная фигура отнесения ре-зультатов той или иной (прежде всего творческой) дея-тельности с определенным (индивидуальным или кол-лективным) субъектом как агентом этой деятельности (греч. autos — сам); характерна для культурных тради- ций определенного типа, а именно: с выраженной до-минантой ориентации на инновации (лат. augere — рас-ти, приумножаться). Максимальное свое проявление обретает в культурах западного образца — начиная с античности, — в силу акцентирования в ней субъект-ной составляющей деятельности в целом и фокусиров-ки внимания на активности целеполагающего субъекта в частности. На уровне мышления повседневности это проявляется в практикуемой обыденным языком фор-муле так называемого «примысленного субъекта» в грамматических конструкциях, передающих ситуацию безличного процесса [в диапазоне от древнегреческого «Зевс дождит» — до современного английского «it is raining», — в отличие от семантически изоморфных, но структурно принципиально иных «дождит» (русск.), «хмарыцца» (бел.), «ploae» (молд.) и т.п.]. На уровне концептуальных культурных образований данная уста-новка проявляется в особом типе структурирования фи-лософских моделей мироздания, предполагающих фик-сацию изначального субъекта — инициатора и устрои-теля космогенеза, трактуемого в данном случае в каче-стве целенаправленного процесса деятельности данно-го субъекта, — даже при условии очевидной эволюцио-нистской ориентации концепций: от известной критики Платона в адрес Анаксагора по поводу недостаточной амортизации введенного им концепта «нус» — до парадигмальных установок деизма. Дифференцируясь в раз-личных исторических типах культур, А. может обретать статус субъекта присвоения определенного продукта (феномен авторского права) или объекта инкриминирования определенной (сопряженной с последствиями функционирования этого продукта в социальном кон-тексте) вины: ср. двойную семантику англ. author — как «творец» и как «виновник». В традициях, опирающихся на мощную социальную мифологию (от христианизи-рованной средневековой Европы до тоталитарных ре-жимов 20 в.), фигура А. обретает особый статус, высту-пая гарантом концептуальной и социальной адаптивно-сти идеи. В качестве философской — проблема А. кон-ституируется уже в поздней античности (в неоплато-низме) — как проблема идентификации письменных текстов: прежде всего, гомеровских и текстов Платона. Значительное развитие получает в рамках христиан-ской экзегетики, где разрабатывается каноническая си-стема правил авторской идентификации текста, осно-ванная на таких критериях, как: качественное (в оце-ночном смысле) и стилевое соответствие идентифици-руемого текста с уже идентифицированными текстами определенного А.; доктринальное непротиворечие это-го текста общей концепции А., которому приписывает-ся данный текст; темпоральное совпадение возможно-го хронологического отрезка написания данного текста, определяемого как содержательно (по упоминаемым в тексте реалиям), так и формально (по показателям языкового характера), с периодом жизни субъекта адре-сации данного текста (Иероним). В рамках герменевти-ческой традиции А. обретает статус ключевой семанти-ческой фигуры в процессе интерпретации текста: пони-мание последнего полагается возможным именно (и лишь) посредством реконструирования исходного ав-торского замысла, т.е. воспроизведения в индивидуаль-ном опыте интерпретатора фундирующих этот замысел фигур личностно-психологического и социокультурно-го опыта А., а также сопряженных с ним смыслов. В хо-де разворачивания традиции философской герменевти-ки данная установка эволюционирует — в режиме crescendo — от выделения специального «психологиче-ского аспекта интерпретации» в концепции Дильтея — до обоснования «биографического анализа» как тоталь-но исчерпывающей методологии интерпретации у Г.Миша. Философская традиция аналитики текстовых практик (рассказов) эксплицитно фиксирует особый статус А. как средоточия смысла и, что было оценено в качестве фактора первостепенной важности, носителя знания о предстоящем финале истории (см. Нарратив). По последнему критерию А. радикально отличается от другого выделяемого в контексте нарратива субъекта — его «героя», который, находясь в центре событий, тем не менее, лишен знания тенденции их развития и пред-ставлений о перспективах ее завершения (Бахтин о вы-раженном в приеме непрямой речи различии А. и пер-сонажа в случае ведения повествования от первого ли-ца; Аренд о фигуре хора в греческой трагедии как вы-ражающего позицию А. как содержательно объективи-рованную, — в отличие от позиций персонажей как вы-ражающих субъективную идентификацию; Ингарден о деятельности историка как авторского «внесения фабу-лы» в историческое повествование; Ф.Кермоуд о фун-даментальном для наррации «смысле завершения» и т.п. — ср. с платоновским сравнением не видящего конца своего пути человека с марионеткой в руках все-видящих богов, играющих с ним и по своему усмотре-нию моделирующих финал игры). Сопряжение с фигу-рой А. такой функции, как предвидение финала, прояв-ляется в различных областях европейской культуры — как в очевидно телеологически артикулированных (христианская идея Провидения), так и предельно да-леких от телеологии (например, идея А.Смита о «не-видимой руке», ведущей меновой рынок к определен-ному состоянию). В философии постмодернизма по-нятие «А.» переосмыслено в плане смещения акцента с индивидуально-личностных и социально-психологи-ческих аспектов его содержания — на аспекты дискур-сивно-текстологические. В границах такого подхода имя А. обретает совершенно особый статус: при сохра-нении всех параметров индивидуализации (ибо имя А. сохраняет все характеристики имени собственного), имя А., тем не менее, не совпадает ни с дескрипцией, ни с десигнацией (ибо сопрягает имя собственное не столько с персоной, сколько с адресуемым этой персо-не текстовым массивом, помещая в фокус внимания не биографию индивида, а способ бытия текстов). Более того, А., с этой точки зрения, отнюдь не тождественен субъекту, написавшему или даже непосредственно под-писавшему тот или иной текст, т.е. фигура А. может быть атрибутирована далеко не любому тексту (напри-мер, деловой контракт, товарный реестр или запись о на-значенной встрече) и — более того — не любому произ-ведению (ибо само понятие произведения подвергается в постмодернизме не только проблематизации, связан-ной со сложностью определения и выделения произве-дения как такового в массиве текстового наследия того или иного А., но и радикальной критике — см. Конст-рукция). В данном контексте фигура А. мыслится пост-модернизмом как не фиксируемая в спонтанной атрибу-ции текстов некоему создавшему их субъекту, но требующая для своего конституирования особой проце-дуры (экзегетической по своей природе и компаратив-ной по своим механизмам), предполагающей анализ текстов в качестве своего рода дискурсивных практик. А., таким образом, понимается «не как говорящий инди-вид, который произнес или написал текст, но как прин-цип группировки дискурсов, как единство и источник их значений, как центр их связности» (Фуко). Или, иначе, «автор — это принцип некоторого единства письма», и фигура А. «характерна для способа существования, об-ращения и функционирования дискурсов внутри того или иного общества» (Фуко). Центральными функци-ями А., понятого подобным образом, выступают для постмодернизма: 1) классификация (разграниче-ния и группировки) текстов, 2) установление отноше-ний (соотношений) между текстовыми массивами, 3) выявление посредством этого определенных способов бытия дискурса. (По оценке Фуко, «Гермеса Трисмегиста не существовало, Гиппократа тоже — в том смысле, в котором можно было бы сказать о Бальзаке, что он су-ществовал, но то, что ряд текстов поставлен под одно имя, означает, что между ними устанавливаемо отноше-ние гомогенности или преемственности, устанавливае-ма аутентичность одних текстов через другие, или отно-шение взаимного разъяснения, или сопутствующего употребления».) Постмодернизм выделяет А. двух типов, дифференцируя А., погруженного в определенную дискурсив-ную традицию, с одной стороны, и А., находящегося в так называемой «транс-дискурсивной позиции», — с дру-гой. Последний характеризуется тем, что не только выступает создателем своих текстов, но и инспирирует возникновение текстов других А., т.е. является зачинате-лем определенного (нового по отношению к наличным) типа дискурсивности. Фуко называет такого А. — istraurateur (учредитель, установитель) — в отличие от fondateur (основателя), т.е. основоположника традиции дис-циплинарного знания, предполагающей — на всем про-тяжении своего развития — сохранение доктринальной идентичности. Istraurateur же не только создает своим творчеством возможность и парадигмальные правила образования других текстов строго в границах конституируе-мого типа дискурса, но и открывает простор для формирова-ния текстов принципиально иных, отличных от произве-денных им и могущих входить с последними в концеп-туальные противоречия, но, однако, сохраняющих ре-левантность по отношению к исходному типу дискурса. В качестве примера А. подобного типа Фуко называет Фрейда и Маркса, ибо, по его оценке, в рамках традиций как психоанализа, так и марксизма имеет место не про-сто игра по сформулированным их основоположниками правилам, но «игра истины» в полном смысле этого сло-ва, предполагающая — при радикальной трансформа-ции исходных содержательных оснований — регу-лярное «переоткрытие А.», «возврат» к его дискур-су, осуществляющийся «в своего рода загадочной стыковке произведений и А.» (Фуко). Наряду с подоб-ным переосмыслением, фигура А. в контексте филосо-фии постмодернизма подвергается также радикальной критике. В рамках парадигмальных установок постмо-дернизма фигура А. воспринимается сугубо негативно, а именно: как референт внетекстового (онтологически заданного) источника смысла и содержания письма, как парафраз фигуры Отца в его классической психоана-литической артикуляции (см. Анти-Эдип), как символ и персонификация авторитета, предполагающего наличие избранного дискурса легитимации и не допускающего варьирования метанаррации, а также как средоточие и метка власти в ее как метафизическом, так и непосред-ственно социально-политическом понимании. — Таким образом фигура А. фактически оказывается символом именно тех парадигмальных установок философской классики и модернизма, которые выступают для фило-софии эпохи постмодерна предметом элиминирующей критики, что находит свое разрешение в артикулируе-мой постмодернизмом концепции «смерти А.» (см. так-же Смерть субъекта). М.А. Можейко. смотреть

АВТОР

(лат. autor) создатель, творец произведений (картин, описаний, вешей). Смысловое единство творимого А. мира является воплощением задания, замысла А. Сам А. *должен находиться на границе создаваемого им мира как активный творец его*. А. есть чистая *природа творящая и несотворенная* (Эриугена); будучи чисто изображающим началом он трансгредиентен создаваемому им миру Поэтому образ А. не может быть дан в мире произведения и является contradictio in adjecto (за всяким образом, бытием скрыто не имеющее образа изображающее, творящее начало). Материал (язык, прием, жанр) преодолевается, оформляется замыслом А. Предметом искусства, согласно Бахтину, выступает человек, поэтому актуальной оказывается проблема героя произведения и отношения А. к герою. Наряду с А., герой выступает вторым структурирующим произведение моментом, определяющим его содержание. Герой не сводится к чисто эстетическим компонентам, но обладает жизненной и познавательно-этической самостоятельностью в отношении А. Отношение А. к герою решается Бахтиным в рамках концепции Другого. Бытие и образ всегда дар Другого, alter ego. A. осуществляет пространственное, временное и смысловое оформление героя. *Внежизненная активность автора оформляет и завершает жизнь героя, пишет Бахтин. Эстетически творческое отношение к герою и его миру есть отношение к нему как имеющему умереть*. Третьим структурирующим произведение моментом выступает читатель (слушатель, зритель). Читатель имеет избыток видения, понимает текст лучше А., так как вносит свой контекст, диалогически раскрывающий смыслы произведения. Понимание носит сотворческий характер. Это ведет к тому, что смысловая полнота текста раскрывается лишь в *большом времени*, за пределами эпохи и культуры А. В отношении А. читатель занимает активную и трансгредиентную позицию Другого, порождая А. на двух уровнях: а) *Первичный автор* это авторитетный принцип видения и оформления, лишенный индивидуальности. Он полностью принадлежит событию произведения, не имея в нем лица и голоса. *Первичный автор*, если он выступает с прямым словом, не может быть просто писателем: от лица писателя ничего нельзя сказать (писатель превращается в публициста, моралиста, ученого и т. п.). Поэтому *первичный автор* *облекается в молчание*. б) *Вторичный автор* порождается читателем за рамками произведения и его эстетического переживания, он выступает объективацией умершей активности читателя. Это биографический, социальный и т. п. лик А., целиком принадлежащий своей эпохе. Индивидуализация А. в качестве человека есть *вторичный творческий акт читателя, критика, историка, независимый от автора как активного принципа видения, акт, делающий его самого пассивным*. В 60-е гг. проблема А. становится одной из ведущих тем французского структурализма, в котором порождение смысла объясняется автоматическим и безличным функционированием знаковой системы, языка текста. Отрицается также какое-либо значение способа прочтения и интерпретации произведения для установления его смысла и провозглашается *смерть автора* , означающая, что намерения А. не несут какой-либо смысловой нагрузки. Манифестом нового понимания А. стала статья Р. Барта *Смерть автора* (1968 г.), в которой он отвергает объяснение смысла произведения из замысла А. Такой подход Барт считает идеологической претензией традиционной критики на истолкование текста (исключительное право критик обосновывает знанием биографических, социальных и прочих фактов личной жизни А.). Поэтому вместе со *смертью автора* должен умереть и критик. Обратной стороной *смерти автора* является исчезновение *произведения*, т. е. понимания текста в качестве сообщения А., как знака его замысла: *. текст не линейная цепочка. сообщение Автора-Бога. текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников*. Остается письмо и анонимный пишущий, скриптор. Скриптор *рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до и вне письма, он отнюдь не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом*. Т. е. скриптор лишь некто пишущий, безличный субъект письма, фигура, порожденная самим актом письма. После *смерти автора* смысловое единство текста становится делом читателя (безличного *некто*, который читает): *Читатель это то пространство, где запечатлеваются все до единой цитаты, из которых слагается письмо; текст обретает единство не в происхождении своем, а в предназначении*. Золотой век анонимной безличности был нарушен, согласно Барту, на исходе средневековья. А. рождается вместе с представлениями о достоинстве индивида. Представления о *человеческой личности* побуждают искать за всяким вымыслом исповедь А., видеть во всяком тексте его *произведение*. Просуществовав до нашего времени, А. начинает умирать: а) у Малларме, для которого *говорит не автор, а язык как таковой*; б) у Валери, обратившего внимание на риторическую обусловленность фигуры А.; в) у Пруста, создавшего современное письмо со множественностью авторского *я*, а также сделавшего свою жизнь и жизнь современников эпифеноменом собственной книги; г) у сюрреалистов, практиковавших *перебивы смысла*, автоматическое и групповое письмо, что способствовало десакрализации А. Констатируя *смерть автора*, Барт ссылается на положения структурной лингвистики, в которой А. всего лишь тот, кто пишет, так же, как *я* всего лишь тот, кто говорит *я*; язык знает *субъекта*, но не *личность*. Ничего не *изображающее*, не *выражающее*, кроме себя самого, высказывание видится Барту перформативом (высказыванием-действием типа *Я обещаю. *, *Назовем. * и т. п.), действием которого становится порождение *субъекта* письма (ср. *Я вам пишу..*). Следующей крупной вехой в понимании проблемы А. стал доклад М. Фуко *Что такое Автор?* (1969 г.). Согласно Фуко, современное письмо, во-первых, освободилось от темы выражения; игра знаков упорядочивается самой природой означающего; во-вторых, традиционная тема сродства письма и смерти (жертвоприношение жизни в творчестве) дополнилась темой стирания индивидуальных характеристик пишущего, которому теперь *следует исполнять роль мертвого в игре письма*. В то же время Фуко считает, что самого понятия *письма* недостаточно для раскрытия проблемы А.: *понятие *письма* заключает в себе риск сохранить привилегии автора под защитой a priori* , т. е. в качестве трансцендентального субъекта того же *письма*. Фуко различает *историко-социологический анализ автора как личности* и более фундаментальную проблему возникновения *авторства*, т. е. *авторской функции* (функции А.), позволяющей классифицировать дискурсы. Авторство отображается в имени А., которое является именем собственным и которое обеспечивает функцию классификации текстов. Оно не в плане гражданской жизни и не в плане вымысла произведения; оно несет в себе элементы и описания (дескрипции) и указания (десигнации); оно больше подписи (в письме, объявлении и т. п.), так как устанавливает способ бытия определенной группы дискурсов. Закрепление текста за именем собственным связано с уголовной ответственностью А. и предполагает двойной отбор: 1 ) из текстов-следов человека вычленяются *произведения* с функцией А.; 2) из фактов биографии данного человека выбираются те, которые характеризуют его как писателя, как собственника текстов, имеющего авторские права. У функции А. Фуко выделяет четыре характерные черты. 1) Связь с юридической институциональной системой. Функцию А. первоначально имеют дискурсы, в которых возможно преступление границ законного/ незаконного, священного/профанного и т. д., а потому наказуемые. В XVIII начале XIX в. они становятся формой собственности, что компенсирует ответственность А., одновременно требуя от него систематического нарушения границ. 2) Изменения области использования функции А. в зависимости от времени и цивилизации. Например, научные дискурсы утрачивают (в разных науках в различной степени) эту функцию в XVII XVIII вв., а литературные в это же время ее приобретают. 3) Данная функция связана не столько с атрибуцией дискурса реальному индивиду, сколько с порождением (в серии специфических операций) А. в качестве разумного существа, олицетворяющего *творческую силу*, *замысел* и т. д. Фуко отмечает подобие операций, конституирующих А. в современной критике и в традиционной экзегезе. 4) Функция А. возникает только при множественности дискурсивного Эго, в напряжении между позициями-субъектами, занимаемыми различными классами индивидов. Например, в романе А. есть alter ego писателя, а функция А. действует в расщеплении реального писателя и фиктивного говорящего. Согласно Фуко, возможна не только внутридискурсивная, но также и трансдискурсивная позиция А. Можно быть *автором теории, традиции, дисциплины, внутри которых, в свою очередь, могут разместиться другие книги и другие авторы*. В качестве примера трансдискурсивной позиции Фуко рассматривает *учредителей дискурсивности*, появившихся в XIX в., называя имена Маркса и Фрейда. Последние выступают А. не только своих книг, но и создателями правил образования иных текстов, определяя условия возможности произведений своих последователей. Трансдискурсивный А. устанавливает пространство допустимых различий от собственных текстов, тип дискурсивности. Этим его позиция отличается от позиции классических текстов литературы, выступающих образцами. Его позиция отличается и от акта основания науки, который расположен целиком внутри дисциплинарных трансформаций, подчинен их логике. Тексты же трансдискурсивного А. не включаются в устанавливаемую им систему последующих трансформаций, а определяют ее ход извне. Поэтому обращение к ним или обнаружение новых текстов учредителя изменяет всю систему дискурсивности. Этого не происходит при обращении к текстам основателей наук. А. не властен над смыслом текста, и его намерения не обязательно должны учитываться читателями и издателями. Тем не менее, структуралистский тезис *смерти автора* оказался преждевременным. А. возвращается в: 1) *рецептивной эстетике*, исходящей из *горизонта ожиданий читателя*; 2) *новом историцизме*, устанавливающем место произведения на фоне *обыденных* текстов (бытовых, юридических, политических, религиозных и пр.); 3) социологии культуры (Бурдье и др.), рассматривающей преломление в жанре, форме, тематике и стиле социальных условий производства текстов; 4) *новой библиографии* (МакКензи и др.), выступающей в качестве *социологии текстов* (Р. Шартье. Автор в системе книгопечатания). Д. В. Анкин. смотреть

АВТОР

АВТОР — парадигмальная фигура отнесения результатов той или иной (прежде всего творческой) деятельности с определенным (индивидуальным или коллективным) субъектом как агентом этой деятельности (греч. autos — сам); характерна для культурных традиций определенного типа, а именно: с выраженной доминантой ориентации на инновации (лат. augere — расти, приумножаться). Максимальное свое проявление обретает в культурах западного образца — начиная с античности, — в силу акцентирования в ней субъектной составляющей деятельности в целом и фокусировки внимания на активности целеполагающего субъекта в частности. На уровне мышления повседневности это проявляется в практикуемой обыденным языком формуле так называемого примысленного субъекта в грамматических конструкциях, передающих ситуацию безличного процесса [в диапазоне от древнегреческого Зевс дождит — до современного английского it is raining, — в отличие от семантически изоморфных, но структурно принципиально иных дождит (русск.), хмарыцца (бел.), ploae (молд.) и т.п.]. На уровне концептуальных культурных образований данная установка проявляется в особом типе структурирования философских моделей мироздания, предполагающих фиксацию изначального субъекта — инициатора и устроителя космогенеза, трактуемого в данном случае в качестве целенаправленного процесса деятельности данного субъекта (см. Античная философия), — даже при условии очевидной эволюционистской ориентации концепций: от известной критики Платона в адрес Анаксагора по поводу недостаточной амортизации введенного им концепта нус — до парадигмальных установок деизма. Дифференцируясь в различных исторических типах культур, А. может обретать статус субъекта присвоения определенного продукта (феномен авторского права) или объекта инкриминирования определенной (сопряженной с последствиями функционирования этого продукта в социальном контексте) вины: ср. двойную семантику англ. author — как творец и как виновник. В традициях, опирающихся на мощную социальную мифологию (от христианизированной средневековой Европы до тоталитарных режимов 20 в.), фигура А. обретает особый статус, выступая гарантом концептуальной и социальной адаптивности идеи. В качестве философской — проблема А. конституируется уже в поздней античности (в неоплатонизме) — как проблема идентификации письменных текстов: прежде всего, гомеровских и текстов Платона. Значительное развитие получает в рамках христианской экзегетики, где разрабатывается каноническая система правил авторской идентификации текста, ос- нованная на таких критериях, как: качественное (в оценочном смысле) и стилевое соответствие идентифицируемого текста с уже идентифицированными текстами определенного А.; доктринальное непротиворечие этого текста общей концепции А., которому приписывается данный текст; темпоральное совпадение возможного хронологического отрезка написания данного текста, определяемого как содержательно (по упоминаемым в тексте реалиям), так и формально (по показателям языкового характера), с периодом жизни субъекта адресации данного текста (Иероним). В рамках герменевтической традиции А. обретает статус ключевой семантической фигуры в процессе интерпретации текста: понимание последнего полагается возможным именно (и лишь) посредством реконструирования исходного авторского замысла, т.е. воспроизведения в индивидуальном опыте интерпретатора фундирующих этот замысел фигур личностно-психологического и социокультурного опыта А., а также сопряженных с ним смыслов. В ходе разворачивания традиции философской герменевтики данная установка эволюционирует — в режиме crescendo — от выделения специального психологического аспекта интерпретации в концепции Дильтея — до обоснования биографического анализа как тотально исчерпывающей методологии интерпретации у Г.Миша. Философская традиция аналитики текстовых практик (рассказов) эксплицитно фиксирует особый статус А. как средоточия смысла и, что было оценено в качестве фактора первостепенной важности, носителя знания о предстоящем финале истории (см. Нарратив). По последнему критерию А. радикально отличается от другого выделяемого в контексте нарратива субъекта — его героя, который, находясь в центре событий, тем не менее, лишен знания тенденции их развития и представлений о перспективах ее завершения (Бахтин о выраженном в приеме непрямой речи различии А. и персонажа в случае ведения повествования от первого лица; Аренд о фигуре хора в греческой трагедии как выражающего позицию А. как содержательно объективированную, — в отличие от позиций персонажей как выражающих субъективную идентификацию; Ингарден о деятельности историка как авторского внесения фабулы в историческое повествование; Ф.Кермоуд о фундаментальном для наррации смысле завершения и т.п. — ср. с платоновским сравнением не видящего конца своего пути человека с марионеткой в руках всевидящих богов, играющих с ним и по своему усмотрению моделирующих финал игры). Сопряжение с фигурой А. такой функции, как предвидение финала, проявляется в различных областях европейской культуры — как в очевидно телеологически артикули- рованных (христианская идея Провидения), так и предельно далеких от телеологии (например, идея А.Смита о невидимой руке, ведущей меновой рынок к определенному состоянию). В философии постмодернизма понятие А. переосмыслено в плане смещения акцента с индивидуально-личностных и социально-психологических аспектов его содержания — на аспекты дискурсивно-текстологические. В границах такого подхода имя А. обретает совершенно особый статус: при сохранении всех параметров индивидуализации (ибо имя А. сохраняет все характеристики имени собственного), имя А., тем не менее, не совпадает ни с дескрипцией, ни с десигнацией (ибо сопрягает имя собственное не столько с персоной, сколько с адресуемым этой персоне текстовым массивом, помещая в фокус внимания не биографию индивида, а способ бытия текстов). Более того, А., с этой точки зрения, отнюдь не тождественен субъекту, написавшему или даже непосредственно подписавшему тот или иной текст, т.е. фигура А. может быть атрибутирована далеко не любому тексту (например, деловой контракт, товарный реестр или запись о назначенной встрече) и — более того — не любому произведению (ибо само понятие произведения подвергается в постмодернизме не только проблематизации, связанной со сложностью определения и выделения произведения как такового в массиве текстового наследия того или иного А., но и радикальной критике). В данном контексте фигура А. мыслится постмодернизмом как не фиксируемая в спонтанной атрибуции текстов некоему создавшему их субъекту, но требующая для своего конституирования особой процедуры (экзегетической по своей природе и компаративной по своим механизмам), предполагающей анализ текстов в качестве своего рода дискурсивных практик. А., таким образом, понимается не как говорящий индивид, который произнес или написал текст, но как принцип группировки дискурсов, как единство и источник их значений, как центр их связности (Фуко). Или, иначе, автор — это принцип некоторого единства письма, и фигура А. характерна для способа существования, обращения и функционирования дискурсов внутри того или иного общества (Фуко). Центральными функциями А., понятого подобным образом, выступают для постмодернизма: 1) классификация (разграничения и группировки) текстов, 2) установление отношений (соотношений) между текстовыми массивами, 3) выявление посредством этого определенных способов бытия дискурса. (По оценке Фуко, Гермеса Трисмегиста не существовало, Гиппократа тоже — в том смысле, в котором можно было бы сказать о Бальзаке, что он существовал, но то, что ряд текстов поставлен под одно имя, означает, что между ними устанавливаемо отношение гомогенности или преемственности, устанавливаема аутентичность одних текстов через другие, или отношение взаимного разъяснения, или сопутствующего употребления.) Постмодернизм выделяет А. двух типов, дифференцируя А., погруженного в определенную дискурсивную традицию, с одной стороны, и А., находящегося в так называемой транс-дискурсивной позиции, — с другой. Последний характеризуется тем, что не только выступает создателем своих текстов, но и инспирирует возникновение текстов других А., т.е. является зачинателем определенного (нового по отношению к наличным) типа дискурсивности. Фуко называет такого А. — istraurateur (учредитель, установитель) — в отличие от fondateur (основателя), т.е. основоположника традиции дисциплинарного знания, предполагающей — на всем протяжении своего развития — сохранение доктринальной идентичности. Istraurateur же не только создает своим творчеством возможность и парадигмальные правила образования других текстов строго в границах конституируемого типа дискурса, но и открывает простор для формирования текстов принципиально иных, отличных от произведенных им и могущих входить с последними в концептуальные противоречия, но, однако, сохраняющих релевантность по отношению к исходному типу дискурса. В качестве примера А. подобного типа Фуко называет Фрейда и Маркса, ибо, по его оценке, в рамках традиций как психоанализа, так и марксизма имеет место не просто игра по сформулированным их основоположниками правилам, но игра истины в полном смысле этого слова, предполагающая — при радикальной трансформации исходных содержательных оснований — регулярное переоткрытие А., возврат к его дискурсу, осуществляющийся в своего рода загадочной стыковке произведений и А. (Фуко). Наряду с подобным переосмыслением, фигура А. в контексте философии постмодернизма подвергается также радикальной критике. В рамках парадигмальных установок постмодернизма фигура А. воспринимается сугубо негативно, а именно: как референт внетекстового (онтологически заданного) источника смысла и содержания письма, как парафраз фигуры Отца в его классической психоаналитической артикуляции (см. Анти-Эдип), как символ и персонификация авторитета, предполагающего наличие избранного дискурса легитимации и не допускающего варьирования метанаррации, а также как средоточие и метка власти в ее как метафизическом, так и непосредственно социально-политическом понимании. — Таким образом фигура А. фактически оказывается символом именно тех парадигмальных установок философской классики и модернизма, которые выступают для философии эпохи постмодерна предметом эли- минирующей критики, что находит свое разрешение в артикулируемой постмодернизмом концепции смерти А. (см. также Смерть субъекта). М.А. Можейко

АВТОР

парадигмальная фигура отнесения результатов той или иной (прежде всего творческой) деятельности с определенным (индивидуальным или коллективным) субъектом как агентом этой деятельности (греч. autos сам); характерна для культурных традиций определенного типа, а именно: с выраженной доминантой ориентации на инновации (лат. augere расти, приумножаться). Максимальное свое проявление обретает в культурах западного образца начиная с античности, в силу акцентирования в ней субъектной составляющей деятельности в целом и фокусировки внимания на активности целеполагающего субъекта в частности. На уровне мышления повседневности это проявляется в практикуемой обыденным языком формуле так называемого *примысленного субъекта* в грамматических конструкциях, передающих ситуацию безличного процесса [в диапазоне от древнегреческого *Зевс дождит* до современного английского *it is raining*, в отличие от семантически изоморфных, но структурно принципиально иных *дождит* (русск.), *хмарыцца* (бел.), *ploae* (молд.) и т.п.]. На уровне концептуальных культурных образований данная установка проявляется в особом типе структурирования философских моделей мироздания, предполагающих фиксацию изначального субъекта инициатора и устроителя космогенеза, трактуемого в данном случае в качестве целенаправленного процесса деятельности данного субъекта (см. Античная философия), даже при условии очевидной эволюционистской ориентации концепций: от известной критики Платона в адрес Анаксагора по поводу недостаточной амортизации введенного им концепта *нус* до парадигмальных установок деизма. Дифференцируясь в различных исторических типах культур, А. может обретать статус субъекта присвоения определенного продукта (феномен авторского права) или объекта инкриминирования определенной (сопряженной с последствиями функционирования этого продукта в социальном контексте) вины: ср. двойную семантику англ. author как *творец* и как *виновник*. В традициях, опирающихся на мощную социальную мифологию (от христианизированной средневековой Европы до тоталитарных режимов 20 в.), фигура А. обретает особый статус, выступая гарантом концептуальной и социальной адаптивности идеи. В качестве философской проблема А. конституируется уже в поздней античности (в неоплатонизме) как проблема идентификации письменных текстов: прежде всего, гомеровских и текстов Платона. Значительное развитие получает в рамках христианской экзегетики, где разрабатывается каноническая система правил авторской идентификации текста, основанная на таких критериях, как: качественное (в оценочном смысле) и стилевое соответствие идентифицируемого текста с уже идентифицированными текстами определенного А.; доктринальное непротиворечие этого текста общей концепции А., которому приписывается данный текст; темпоральное совпадение возможного хронологического отрезка написания данного текста, определяемого как содержательно (по упоминаемым в тексте реалиям), так и формально (по показателям языкового характера), с периодом жизни субъекта адресации данного текста (Иероним). В рамках герменевтической традиции А. обретает статус ключевой семантической фигуры в процессе интерпретации текста: понимание последнего полагается возможным именно (и лишь) посредством реконструирования исходного авторского замысла, т.е. воспроизведения в индивидуальном опыте интерпретатора фундирующих этот замысел фигур личностно-психологического и социокультурного опыта А., а также сопряженных с ним смыслов. В ходе разворачивания традиции философской герменевтики данная установка эволюционирует в режиме crescendo от выделения специального *психологического аспекта интерпретации* в концепции Дильтея до обоснования *биографического анализа* как тотально исчерпывающей методологии интерпретации у Г.Миша. Философская традиция аналитики текстовых практик (рассказов) эксплицитно фиксирует особый статус А. как средоточия смысла и, что было оценено в качестве фактора первостепенной важности, носителя знания о предстоящем финале истории (см. Нарратив). По последнему критерию А. радикально отличается от другого выделяемого в контексте нарратива субъекта его *героя*, который, находясь в центре событий, тем не менее, лишен знания тенденции их развития и представлений о перспективах ее завершения (Бахтин о выраженном в приеме непрямой речи различии А. и персонажа в случае ведения повествования от первого лица; Аренд о фигуре хора в греческой трагедии как выражающего позицию А. как содержательно объективированную, в отличие от позиций персонажей как выражающих субъективную идентификацию; Ингарден о деятельности историка как авторского *внесения фабулы* в историческое повествование; Ф.Кермоуд о фундаментальном для наррации *смысле завершения* и т.п. ср. с платоновским сравнением не видящего конца своего пути человека с марионеткой в руках всевидящих богов, играющих с ним и по своему усмотрению моделирующих финал игры). Сопряжение с фигурой А. такой функции, как предвидение финала, проявляется в различных областях европейской культуры как в очевидно телеологически артикулированных (христианская идея Провидения), так и предельно далеких от телеологии (например, идея А.Смита о *невидимой руке*, ведущей меновой рынок к определенному состоянию). В философии постмодернизма понятие *А.* переосмыслено в плане смещения акцента с индивидуально-личностных и социально-психологических аспектов его содержания на аспекты дискурсивно-текстологические. В границах такого подхода имя А. обретает совершенно особый статус: при сохранении всех параметров индивидуализации (ибо имя А. сохраняет все характеристики имени собственного), имя А., тем не менее, не совпадает ни с дескрипцией, ни с десигнацией (ибо сопрягает имя собственное не столько с персоной, сколько с адресуемым этой персоне текстовым массивом, помещая в фокус внимания не биографию индивида, а способ бытия текстов). Более того, А., с этой точки зрения, отнюдь не тождественен субъекту, написавшему или даже непосредственно подписавшему тот или иной текст, т.е. фигура А. может быть атрибутирована далеко не любому тексту (например, деловой контракт, товарный реестр или запись о назначенной встрече) и более того не любому произведению (ибо само понятие произведения подвергается в постмодернизме не только проблематизации, связанной со сложностью определения и выделения произведения как такового в массиве текстового наследия того или иного А., но и радикальной критике). В данном контексте фигура А. мыслится постмодернизмом как не фиксируемая в спонтанной атрибуции текстов некоему создавшему их субъекту, но требующая для своего конституирования особой процедуры (экзегетической по своей природе и компаративной по своим механизмам), предполагающей анализ текстов в качестве своего рода дискурсивных практик. А., таким образом, понимается *не как говорящий индивид, который произнес или написал текст, но как принцип группировки дискурсов, как единство и источник их значений, как центр их связности* (Фуко). Или, иначе, *автор это принцип некоторого единства письма*, и фигура А. *характерна для способа существования, обращения и функционирования дискурсов внутри того или иного общества* (Фуко). Центральными функциями А., понятого подобным образом, выступают для постмодернизма: 1) классификация (разграничения и группировки) текстов, 2) установление отношений (соотношений) между текстовыми массивами, 3) выявление посредством этого определенных способов бытия дискурса. (По оценке Фуко, *Гермеса Трисмегиста не существовало, Гиппократа тоже в том смысле, в котором можно было бы сказать о Бальзаке, что он существовал, но то, что ряд текстов поставлен под одно имя, означает, что между ними устанавливаемо отношение гомогенности или преемственности, устанавливаема аутентичность одних текстов через другие, или отношение взаимного разъяснения, или сопутствующего употребления*.) Постмодернизм выделяет А. двух типов, дифференцируя А., погруженного в определенную дискурсивную традицию, с одной стороны, и А., находящегося в так называемой *транс-дискурсивной позиции*, с другой. Последний характеризуется тем, что не только выступает создателем своих текстов, но и инспирирует возникновение текстов других А., т.е. является зачинателем определенного (нового по отношению к наличным) типа дискурсивности. Фуко называет такого А. istraurateur (учредитель, установитель) в отличие от fondateur (основателя), т.е. основоположника традиции дисциплинарного знания, предполагающей на всем протяжении своего развития сохранение доктринальной идентичности. Istraurateur же не только создает своим творчеством возможность и парадигмальные правила образования других текстов строго в границах конституируемого типа дискурса, но и открывает простор для формирования текстов принципиально иных, отличных от произведенных им и могущих входить с последними в концептуальные противоречия, но, однако, сохраняющих релевантность по отношению к исходному типу дискурса. В качестве примера А. подобного типа Фуко называет Фрейда и Маркса, ибо, по его оценке, в рамках традиций как психоанализа, так и марксизма имеет место не просто игра по сформулированным их основоположниками правилам, но *игра истины* в полном смысле этого слова, предполагающая при радикальной трансформации исходных содержательных оснований регулярное *переоткрытие А.*, *возврат* к его дискурсу, осуществляющийся *в своего рода загадочной стыковке произведений и А.* (Фуко). Наряду с подобным переосмыслением, фигура А. в контексте философии постмодернизма подвергается также радикальной критике. В рамках парадигмальных установок постмодернизма фигура А. воспринимается сугубо негативно, а именно: как референт внетекстового (онтологически заданного) источника смысла и содержания письма, как парафраз фигуры Отца в его классической психоаналитической артикуляции (см. Анти-Эдип), как символ и персонификация авторитета, предполагающего наличие избранного дискурса легитимации и не допускающего варьирования метанаррации, а также как средоточие и метка власти в ее как метафизическом, так и непосредственно социально-политическом понимании. Таким образом фигура А. фактически оказывается символом именно тех парадигмальных установок философской классики и модернизма, которые выступают для философии эпохи постмодерна предметом элиминирующей критики, что находит свое разрешение в артикулируемой постмодернизмом концепции *смерти А.* (см. также *Смерть субъекта*). смотреть

АВТОР

Автор (от лат. auctor — виновник, учредитель, основатель, податель мнения или совета, сочинитель), авторство — термины, выражающие специфическое отн. смотреть

Источник статьи: http://rus-synonim-dict.slovaronline.com/1989-%D0%B0%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80

Словарь синонимов кто автор

Словари синонимов

Популярные словари

Современные

XX век и 90-ые годы

Архивные

Словарь синонимов Абрамова

АВТОР

Смотреть что такое АВТОР в других словарях:

АВТОР

АВТОР

АВТОР

АВТОР

АВТОР

АВТОР