Нынешнее и прежнее село Разнежье
Автор фото: Николай Бравилов
Нынешнее и прежнее село Разнежье
Произнесите-ка вслух, да с напевной протяжностью: Ра-а-а-зне-ежье. Знать, не чужды были к красоте и песенному слову те первопоселенцы, которые срубили первые дома из прямостойкой смолистой сосны керженских лесов и прочно обосновались на низком левом берегу Волги как раз напротив крутояра Правобережья. Лицом к раздолью великой реки, а спиной к бесконечной, уходящей на север тайге. И пришло кому-то из первопроходцев, очарованному в раннее июньское утро малиновым рассветом над тихой речной разнежившейся заводью, словно по Божьему наущению, признести это слово. Первое летописное упоминание о починке Разнежье относится к 1370 году.
Из глубины веков
Леонид Николаевич Казнин, доцент Нижегородского педагогического университета, кандидат философских наук, к истории родного села относится с особым трепетом. А к нынешней его действительности — с нескрываемой болью. Человек удивительный и неординарный. Ревнитель своей малой родины. Когда-то, рассказывает он, полсела носили фамилию Казнин, и произошла она совсем не от слова «казнь», что первое приходит на ум, а оттого, что разнежские крестьяне были людьми казенными и никогда не знали барщины. Приписанные к государеву делу, местные мастеровитые мужики валили столетние дубы и сосны, разделывали здесь же, на лесопильных заводах, на корабельный брус и ладили на судоверфи речные баржи-расшивы.
А сколько было рыбачьих артелей! Волжскую рыбу в рогожных кулях целыми обозами отправляли в Нижний и Москву. Стерлядь, севрюгу и даже белугу. Поставляли красную рыбу и к царскому столу. Из поколения в поколение рыбаки-артельщики промышляли целыми династиями — Казнины, Курниковы, Егоровы, Веселовы, Архиповы, Чапаркины. И не только на Волге, но и в многочисленных припойменных озерах, куда в весенние разливы заходила кормиться и нагуливать вес волжская рыба.
Те же Казнины, предки Леонида Николаевича, арендовали шесть озер, очищали после половодья, в идеальном порядке содержали их берега. И строго блюли правило запрета на лов во время нереста. Озеро Большое Плотово имело водное зеркало аж в 257 гектаров. До сих пор в Разнежье помнят случай и передают как легенду детям-внукам о том, как в Зерновом затоне (хлеб с правобережных полей здесь грузили в баржи) выловили в совсем еще недалеком 1967 году белугу весом в 242 килограмма. К сожалению, это был последний уникальный экземпляр. И ныне Волга рыбными запасами поизмельчала, особенно видами царских пород. Да и промысловых артелей раз, два и обчелся. Зато, привлекаемые изумительными местными ландшафтами, чистым сосновым воздухом и бескрайним речным раздольем, постоянно наведываются сюда дикие рыбаки-любители и праздные туристы.
И можно понять тревогу Леонида Николаевича, когда он с болью говорит о варварском отношении к природе современных пеших и моторизованных «дикарей», оставляющих после себя горы мусора и битой посуды. А ведь места эти по экологической первозданности просто уникальны. И не только речными гладями, сосновыми борами и ягодными болотами, но и чистейшей подземной водой. На глубине сорока метров здесь залегают руды с большим содержанием серебра, и водичка из глубинной скважины чиста и животворна. И раньше этому не мешало даже то, что когда-то из поверхностного слоя земли добывали и болотную, и материковую железную руду. И поныне еще сохранились карьерные выработки, в которых на воде можно наблюдать желто-коричневые пятна железистой пленки.
Потому Леониду Николаевичу Казнину так дорого все, что связано с его родным Разнежьем. А поскольку по образованию он историк, то раскопал немало удивительных подробностей из многовековой истории села. Как летописных, так и фольклорных. В здешних благодатных местах еще в 1374 году останавливался Дмитрий Донской, направляясь в Золотую Орду за разрешительными ярлыками на княжение. Рядом с Разнежьем разбивал очередной стан для отдыха войска Иван Грозный в походе на Казань. И по памяти цитирует Мельникова-Печерского: «Разнежские мужики — все коренники. Из всей округи выделяются. Статные, красивые, сильные. Порода. Сметливые и удачливые в жизни. Рыбаки и охотники». И от себя добавляет: зверья-то ведь водилось разного несметно. По речкам Шумка, Строек, Дорогуча, Бабка — бобровые гоны. Для воротников и шуб — незаменимые меха.
И из сохранившихся легенд. Разбойного люду тоже хватало. Шайки разбойников Разнеги и Галанки по лесам окрестным шастали. Проходящие по Волге баржи грабили. И было им откуда «кадры» черпать. Верховые-то правобережные пахотные земли — под барщиной, в недородные годы крестьяне массово разорялись и бежали в вольные заволжские леса. Кто разбойные шайки пополнял, кто к разнежским казенным мужикам пристраивался. До сих пор сохранилась давняя поговорка «Нечем платить долгу — пойду за Волгу».
И еще из истории народных преданий. В Разнежье немало странно звучащих фамилий — Бродягины. По свидетельству уже другого краеведа-любителя Ивана Павловича Бродягина, здесь, в относительном затишье от государева ока, оседали бежавшие из сибирской ссылки декабристы, коим поначалу иного и названия-то не было, как бродяги. Через столетия и фамилия узаконилась. Прилили местному люду через поколения вольнолюбивую кровь и разорившиеся от безземелья переселенцы из Владимиро-Суздальского края.
Такой вот разноплеменный сплав выкристаллизовал разнежцев.
Как на исповеди
Нынешняя разнежская действительность иная.
Сидим мы на подгнившей скамеечке с Михаилом Николаевичем Казниным возле его старого, но еще крепкого деревенского дома и невесело беседуем. В отличие от родного брата-философа Михаил в своей речи парламентскими выражениями не обременен. И на вопрос «Как вы сейчас в нынешнем Разнежье живете-выживаете?» отвечает, не задумываясь, первым же непечатным русским словом, которое в положительном смысле можно трактовать прямо противоположно. И он замолкает, видимо, полагая, что ответ исчерпывающий и говорить больше не о чем. Однако наболевшее берет верх, и Михаил, открытая душа, проникаясь нашим неподдельным любопытством и откровенной сопричастностью к их, разнежцев, бедам, уже себя не сдерживал. Опасаясь, что в его прямой речи будет слишком много отточий, перескажу своими словами.
Получается, что семья его особо-то и ныне не бедствует. Официально он работает пожарником. Ну где-то около пяти тысяч. Жена Фаина Николаевна — социальный работник, бабушек по селу опекает. Сын Николай, окончивший наш педуниверситет, помыкавшись на ниве просвещения, ныне в звании старшего лейтенанта осуществляет «воспитательный процесс» в. тюрьме. В Нижнем снимает квартирку. Сыну Артемке два годика. К отцу-матери в Разнежье Николай приезжает на своей машине часто. Как раз был и в тот день нашего сюда приезда, но разговора с ним у нас как-то не получилось.
К зарплатам Михаила и Фаины приварок от личного подворья довольно весомый. Само собой, корова. Фаина выставила на стол трехлитровую банку вкуснейшего молока: пей не хочу. Свиньи, овцы, куры. Держали и гусей, но сейчас их во всем селе перевели. Те ведь раньше на обширной луговой пойме без пригляда выпасались. Да дикие туристы-охотнички приноровились их на отшибе-то постреливать. Перепьются и палят. Не углядишь.
А еще у Михаила есть лошадь — кобыла Майка. Он на ней односельчанам огороды пашет, картошку окучивает. За плату, конечно. Но, замечает хозяин, одиноким старушкам и даром. Жеребенок-стригунок при Майке. Михаил хвалится: чтобы у кобылы прохолосту не было, водил ее «на свидание» к вороному жеребцу Буяну. Буян, та малая толика живности нынешнего ТОО (товарищество с ограниченной ответственностью), что осталась от богатейшего когда-то местного колхоза.
Вот где боль-то таится в простейшей душе Михаила. Было, печалится он, аж 600 дойных коров, сейчас осталось 25. Да и те не доятся: нарождающиеся телятишки высасывают. Да свиньи были, да овцы, да под сотню лошадей. Да и сами жители скота держали много. Трав вокруг море, не ленись, коси. Кто в силе-то, как Михаил, и сейчас сена накашивает для всей живности на зиму. А зерно, посыпка, отруби дорого ныне стоят. Каждое лето и его ученый брат Леонид, у которого на подходе защита уже и докторской диссертации, на время отпуска в заправского косца превращается. Причем легко и непринужденно. Не отбила наука крестьянских и лесных привычек. Управившись с покосом, Леонид Николаевич на неделю-полторы уходит в лес. И душу после городской суеты ублаговолить, и лечебных трав-кореньев от всех болезней насобирать. Кстати, в Разнежье особо ценится калгановый корень. Настоянная на нем водка, а чаще местный самогон — любодушнейшая штука.
И еще под окном избы Михаила «красуется» в живописной своей изношенности газовский грузовик — колхозное его наследство. Машина, в общем-то, еще на ходу. Ну бензобак прогнил, так мастер вместо 
него лодочный бак присобачил.
После этого разговора пошли мы с фотокорреспондентом, отказавшись от сопровождающих, по сельским улицам. Лето, теплынь, под окошками на лавочках — деревенские старушки. Ой, написал «старушки», да осекся. На вид и непритязательную одежонку они, изработанные и какой только судьбой не битые, и впрямь многие выглядят старше своих лет. Если еще сравнить с некоторыми молодящимися дамочками, что на лето из городов в Разнежье отдыхать приезжают.
Собеседницы оказались словоохотливыми и простодушными. А поскольку в отличие от мужиков в речи были опрятны и никаких «междометий» по природной своей скромности не допускали, передаю их бесхитросные исповеди почти дословно.
Нина Константиновна Кондратьева:
— Вот первого июля мне 73 стукнуло. Уже в войну мы, пигалицы, с матерями ходили колхозные поля пропалывать. Трудодни-то на мать записывали, потому та работа ни в какой пенсионный стаж не вошла. Да и потом, когда на шпалозаводе работала, бревна катала, шпалы ворочала, тоже куда-то документы затерялись. Опять — нет стажа. Вот и получаю сейчас пенсию 2600 рублей. Скотину держать уже сил нет. Так, — огородишко. Газа-то у нас нету, на зиму две машины дров надо. Купить, нанять распилить их — десять тыщ. Нынче, вон говорят, дороже встанет.
Да что говорить. Отец у меня Константин Иванович еще в Финскую погиб. Как нас мать с братом Василием вытянула, одному Богу известно. Да и тот в 68 лет ушел. Весь изломанный. В леспромхозе на колхозной мельнице работал. Жену его Валентину потом от горя парализовало. Ладно, дети Татьяна да Виктор, которые в Михайловском живут, не бросают мать. Вот и вся наша жизнь. Эх, только порассказать.
Екатерина Константиновна Варева:
— Уж извините, что в таком виде. Прямо с огорода. Некогда нам прихорашиваться-то. А мне ведь только 52 года. И в колхозе, куда пошлют, работала. Чай, только какой отравы мы, бабы, не наглотались, когда семена протравливали. Давали какие-то «распираторы» — так дышать невозможно. Мы их и прятали. Прибежит бригадир — приладим этот намордник, уйдет — опять бросим. Так о каком вы нас здоровье спрашиваете? Я вот про дядю своего Аркадия Алексеевича историю расскажу. Мальчишкой в колхозе еще на быках начал работать. Рассказывал: упрется скотина — не своротишь. В рев. 34-го он года рождения. Совсем вот тут занемог. В Воротынец на пароме в районную больницу отправили. Поглядел его врач, поглядел. Спросил, сколько лет, да и говорит его внучке Жанне: мол, везите назад. Это как?
Александра Ивановна Удалова:
— А ведь у нас в Разнежье больница была. Сейчас только медпункт. Молимся на нашего фельдшера Галину Викторовну Бродягину. В ночь-полночь прибежит. Участковая-то больница в Михайловском, за семь верст. Да и то стационар там убрали. На всю больницу один врач Галина Алексеевна Кадаева. Душевная женщина, да что она поделает. Примет, осмотрит да направление в Воротынец напишет. Да мы и ходим-то, когда совсем допечет. А уж насчет пенсий-то. Колхозная контора сгорела со всеми бумагами, вот мы, кто постарше, и остались без полного стажа. А куда ни сунься, чиновники руками разводят: мол, хлопочите. Да и до этого ли нам сейчас. Вся жизнь как-то не так повернулась.
М-м-да-а. Невесело. Но тут затрещал мотором вдоль заасфальтированной улицы юркий тракторишко, ловко развернувшись, остановился напротив добротного, красиво расписанного дома. И по подбою конька, и по резным цветастым наличникам. Из кабины совсем по-молодому выпрыгнул, несмотря на свои (как мы потом узнали) 65 лет, Константин Ермолаевич Удалов. Поздоровался почтенно, некоторое время молча послушал наш с женщинами разговор. Потом, видимо, не особо склонный к откровениям, коротко заметил, что, мол, пока сила в руках есть, жить можно. По всему было видно, что в его руках сила есть. И мастерство. Вот этот дом-красавец он сам и обустроил, и разукрасил. Почти всю жизнь Удалов проработал егерем в Михайловском государственном заказнике, а сейчас ностальгически посетовал:
— Какой порядок был! И охотники, и туристы вели себя культурно. А сейчас, считай, и нет заказника: все распродали не знамо кому на охотничьи угодья. Как сезон — пальба! И откуда только столько охотников поразвелось?
И еще в тему общего разговора добавил грустно:
— Когда колхозную землю да имущество на паи делили, не всем они и достались. Бухгалтер, что ли, пьяный был? Или что еще накуролесили?
Примерно в таком же ключе шли наши разговоры с разнежцами и на второй, и на третьей завалинке. Как говорят умные люди, без комментариев.
Один к десяти
Один к десяти И тут решили мы: пора идти к начальству. До местной сельской администрации (здесь по старинке так и зовут: «сельсовет») по главной улице от первых низовых домов, вплотную примыкающих к волжской пойме, километра полтора. Вдоль порядков — дома самые разные: и старенькие покосившиеся, и вполне приличные еще, и чуть не дворцы. Прямо по асфальту козы разлеглись. На сигналы машин даже не реагируют. Детишек у домов полно. Здороваемся, на минуту останавливаемся. Знакомимся накоротке.
Фотокор исподтишка аппаратом щелкает. Вот Александра Григорьевна Платонова в объектив попала с собакой Белочкой. Она страховой агент Росгосстраха «Поволжье». Говорит, что в селе страхуют в основном дома, реже скотину и уж совсем мало безопасность личной жизни.
Далее мы не могли пройти мимо веселой шустрой девочки лет пяти. Она гонялась с сачком за бабочками. Бабушка ее Зоя Александровна сказала нам, что зовут ангела Оля Тарасова и приехали они отдыхать в родительский дом всей семьей из Северодвинска тепла и солнца набраться на всю полярную ночь. И еще останавливались не раз, пока наконец-то не дошли до местной «власти». Старый кирпичный полуподвал, деревянный верх — дом, каких с дореволюционных времен в Разнежье сохранилось немало. Крутая скрипучая лестница на второй этаж, тесные кабинетики. Приветливые красивые женщины с ходу предложили чаю.
Радушно знакомимся: специалист администрации Анна Николаевна Синицина, в девичестве Казнина. Оказалось, родная сестра уже хорошо знакомых нам Леонида и Михаила. Слово за слово, и опять к вопросу «Как живете-поживаете?» С лица Анны Николаевны открытая улыбчивость исчезла:
— Такое тяжелое ощущение, что власть делает все, чтобы село уничтожить.
— Так и напишите. А что, не так ли? Еще в 1985 году в Разнежье постоянных жителей было 2400, ныне в 197 домах осталось 578. Из них более 300 пенсионеры. Я ведь сама председателем сельского совета работала, на моих глазах великое село хирело. Это вот сейчас, летом, многолюдно, дачники с детьми-внуками, а зимой. И речь не о тех только выходцах из села, что в поисках лучшей жизни когда-то поразъехались. Москвичи, нижегородцы да и из других мест, что побогаче, дома скупают, вернее, землю и место. Старье сносят — строят хоромы. Подумайте только: в 2008 году у коренных жителей родились
всего трое ребятишек, а умерли 30! Один к десяти. Но дальше пусть вам Владимир Павлович расскажет.
Владимир Павлович Бродягин на посту главы сельской администрации дорабатывает второй выборный срок, девятый год. Это как раз его брат Иван Павлович разыскивал корни происхождения семейной фамилии Бродягиных. У разнежского мэра, как иногда уважительно величают односельчане своего председателя, проблем, оказывается, тоже не расхлебать. Вот 9 августа предстоит в селе референдум. Дело в том, что по Закону РФ № 131 сельское самоуправление территориально допускается только в том случае, если в поселении проживает не менее тысячи человек. В Разнежье, напомним, сейчас 578. Пока в Воротынском районе 15 сельских и поселковых администраций. Должно остаться 11. Так вот, жители должны проголосовать за то, чтобы разрешить в Разнежье местную власть убрать и объединиться с Михайловской администрацией.
Спрашиваю Владимира Павловича: а что если разнежцы не проголосуют «за»? Тогда, отвечает он, будет второй тур референдума.
— Ситуация щекотливая, — говорит Бродягин, — и практически предопределенная. Если жители и второй раз упрутся, то при сохранении местной администрации 80 процентов бюджетных дотаций с нас снимут. А он, этот бюджет на 2009 год, и так-то всего два миллиона рублей. И как нам тогда жить, сохраняя самостоятельность, с остающимися копейками? Вот и проводим разъяснительную работу с людьми, чтобы правильно проголосовали.
Си-и-туа-а-ция. От себя добавлю: а не простая ли это формальность подобный референдум, когда, в принципе, все уже предрешено. Однако политес соблюсти надо. Но даже сейчас можно спрогнозировать, что не будет в Разнежье своей власти, село лишится еще одной перспективы развития.
Иесли бы одно только это. Вот была в Разнежье школа-девятилетка. Здание добротное, деревянное. Да сгорела. Или сожгли? Бродягин пожимает плечами: мол, кто знает. Но, как я понял из его тактичного умолчания, и последнее исключать нельзя. Сейчас с первого класса ребятишек возят в Михайловское на автобусе. Из всего огромного села — всего 14 учеников. Сегодня лишь два выпускника получили аттестаты о среднем образовании.
И вот еще беда так беда. Не стало колхоза, исчезли почти все лесоперерабатывающие предприятия. Людям просто негде работать. И захлестнуло село пьянство. Тот же Леонид Николаевич Казнин с горечью рассказывал мне о страшных фактах. Из 24 его одноклассников 18 еще до 45-летнего возраста ушли на тот свет. А ныне из оставшихся в живых шести не пьют только двое. А между тем, замечает по контрасту ученый, его дед Михаил Михайлович, чья мать родила 17 детей, будучи на фронте дважды раненым и контуженным, дожил до 91 года. И редко в ком еще проявилась и сохранилась та крепкая разнеженская порода. И Казнин называет имена знаменитых выходцев из села. Лауреата Государственной премии ведущего конструктора в ракетостроении Леонида Васильевича Зуева, кандидатов технических наук
Евгения Яковлевича Бубнова и Геннадия Александровича Варева и других многого добившихся в жизни земляков. А Владимир Павлович Бродягин добавляет еще и имя председателя колхоза Александра Александровича Курникова, возглавлявшего «Разнежский» с 1973 по 1993 год. Это были по-настоящему процветающие для коллективного производства годы. А еще к этому списку можно прибавить знаменитых охотников-промысловиков, бравших и медведя, и волка, и лося, и кабана К. К. Полевова, А. А. Шалягина, З. Н. Горятнина, А. В. Деревянкина и лучшего, по признанию односельчан, — Александра Константиновича Деревянкина, по безобидному прозвищу Пилюля. Кстати, прозвища ранее были почти у каждого разнежца, что говорит и о тонком чувстве юмора, и о точности подмеченных в характере человека особенностей или слабостей.
И еще об одной беде Разнежья, которая грозит, может быть, вообще исчезновением легендарного села. Это намечающийся подъем Чебоксарского водохранилища до 68-й отметки. Как раз в этот момент к нашему разговору присоединился Владимир Николаевич Александров. До недавнего времени он работал в областной администрации, а уйдя на пенсию, вернулся с женой жить на свою малую родину. Так вот, случись этот подъем воды, беды Разнежью не миновать. И при первом-то наполнении водохранилища было затоплено более тысячи гектаров богатейших разнотравьем лугов. Построенная ранее полукольцом вокруг села защитная дамба не спасет. Да она уже сейчас во многих местах полуразрушена. Мы прошлись по верхнему ее обрезу километра два и убедились в этом. А случись новый подъем, все дома понизовных улиц затопит. Куда, как, за чей счет переселять людей? Уйдет под воду и безвозвратно заболотится знаменитая Фокинская пойма. И очередной, может быть, уже окончательный исход людей из Разнежья неизбежен.
Когда поздно вечером следующего дня мы уезжали из Разнежья, на теплом асфальте улиц все так же вальяжно возлежали с невозмутимым видом сфинксов местные козы, а от дома к дому все больше попадалось уже изрядно веселых мужичков.
10571
Источник статьи: http://old.pravda-nn.ru/archive/number:573/article:9002/