Как написать сентиментальное письмо

Сентиментальное письмо

Вообще-то, учитывая прошедшие тридцать лет, за которые мы не виделись и ничего не слышали друг о друге, мне бы надо обратиться на «Вы». И я уже не та двадцатилетняя девочка, и Вы – солидный, предпенсионного возраста человек. Вашему сыну самому давно за тридцать. И, вероятно, Вы меня уже давным-давно и не помните. Лучшие годы моей молодости прошли под Вашим знаком, почти всю жизнь Вы оставались для меня воспоминанием-идеалом. Лишь не так давно я начала Вас переоценивать. Вероятно, эта переоценка Вам бы не слишком понравилась.

Но я обращаюсь не к Вам, Андрей Борисович. Я обращаюсь в свою молодость, к тому Андрею, которому до отчества было еще ой как далеко и с которым мы были на «ты».

Я пишу тебе, чтобы поздравить тебя с днем рождения. Да-да, я до сих пор помню, что 6 сентября у тебя день рождения. Представь себе, я даже помню твой тогдашний номер телефона: 264-17-92. Он давно не существует, но остался неотъемлемой частью моей молодости и любви.

А помнишь, как мы познакомились? Мы с девчонками пошли в поход, и вы с парнями пошли в поход. Наши группы столкнулись в одном месте и объединились. Был костер, были шашлыки, Джоник брякал на гитаре, он знал три аккорда, но с самоуверенностью молодости этим не смущался. Я всегда была в компаниях немного на отшибе, поэтому, когда разгорелось хмельное веселье, незаметно отошла, села на прибрежный пень и смотрела на реку. А через полчаса ты прервал мое задумчивое настроение, подойдя ко мне с шампуром и протянув его: «Попробуйте!» Я удивилась и тому, что мое отсутствие заметили, и тому, что ты – самый красивый парень в компании – подошел ко мне, и не спьяну. Мы немного посидели, обмениваясь какими-то ленивыми замечаниями, перешли на «ты», потом ты предложил: «Пойдем к костру». И мы пошли. Ты сел рядом со мной и не отходил, как ни обстреливали тебя томными и пламенными взглядами наши девочки. Ты даже ночевать остался в нашей палатке, всю ночь укутывая меня одеялом с заботливостью любящей бабушки. Когда мы ехали домой, ты нес меня на руках до электрички. В электричке мы тоже сели отдельно. Ты что-то шептал, я плавилась, у меня кружилась голова, я ведь была очень скромной и вниманием меня особо не баловали. Много ли надо юной неизбалованной девочке.

С постелью мы не торопились, на то были свои причины, но я не буду их излагать, чтобы не растекаться мыслью по древу. Были встречи, встречи, в одну из них он высказал свое мнение обо мне: «Как здорово, что еще есть женщины, которых можно уважать!» На долгие годы это стало для меня самым весомым комплиментом. Он охотно проводил со мной время, хвастался мною перед своими знакомыми, меня это смущало, откровенно говоря. Много рассказывал о себе. Он уже был разведен, сыну было 4 года. Женился сразу после армии, будущая жена поспорила со своими подругами на две бутылки лимонада, что окрутит его. Когда Андрей узнал об этом пари, он принес ей лимонад и сказал: «Держи, выиграла». И загулял. Жена развелась, но время от времени они продолжали встречаться. И каждый раз в кульминационный момент он с садизмом спрашивал: «Любишь?» Она стонала: «Люблю!» На что следовал вопрос: «А зачем разводилась?» Возможно, будь я в те годы не столь наивна, меня бы многое смутило. И эти периодические встречи с женой, и то, что он коллекционировал фото своих девушек (по его словам, у него набралось уже около сотни; но моей фотографии в этой коллекции нет), и то, что он в то время обдумывал, как отсудить у жены с сыном квартиру (на которую он, собственно не имел никаких прав – квартиру обеспечили родители жены). Но я любила, он был Солнцем, и какие я могла видеть темные пятна?

Наш роман был недолог. Однажды он исчез. Не приходил, на звонки отвечали родители. Дескать, сейчас он здесь не живет. А я все еще ждала – каждую минуту, каждую секунду. Два месяца я буквально сгорала. Именно с тех пор я физически не могу переносить долгого ожидания. Наконец, я сподвиглась – встретила его после работы. Он смутился, но не стал ничего скрывать. Встретил другую, разведенную, она – предел его мечты, лучшей женщины он вообразить не может, ее дочка зовет его папой, он к ней очень привязался и уже начинает подумывать о повторной женитьбе. Удар был силен, я молчала. Он не выдержал молчания: «Ну назови меня хотя бы свиньей, подонком! Ты будешь права. Но дела обстоят именно так». Я ответила: «Я тебя так никогда не назову. Но что же делать мне? Ведь я тебя люблю!» — «Не знаю. Но только не навязывайся мне.» Меня как хлыстом огрели эти слова, я сказала «Хорошо», и у метро мы разошлись в разные стороны.

Я начала себя приучать «не навязываться». За шкирку протаскивала себя мимо телефонов. Так формируются сильные женщины.

Через год мы случайно встретились в метро. Стояли у дверей друг напротив друга и молчали. Я смотрела на него, он смотрел в окно, старательно избегая моего взгляда. С явным облегчением торопливо вышел из вагона. Я следила за ним в окно, а когда он скрылся из виду, чувство было такое, что кто-то вытащил у меня сердце из груди. Какой-то парень взглянул на меня и уступил место со словами: «Девушка, вам плохо? Вы вся белая! Вы же сейчас упадете! Сядьте, пожалуйста!»

Через два года я не выдержала и снова позвонила ему, тоска преодолела гордость. Отец ответил: «Он на работе». Я попросила перезвонить, дала номер телефона. Он позвонил через две недели, видимо, любопытство заставило. Ну как ты, а ты как? Оба мы к тому времени сменили работу, у меня за это время были какие-то случайные встречи – не помню ни лиц, ни имен. Его идеальная Наташа оказалась полной дрянью и вовсе даже не разведенной. Просто во время загранкомандировки мужа, известного олимпийского спортсмена, решила развлечься романчиком. Муж вернулся – Андрею указали на дверь. «А чего ты хотела, когда звонила?» Мне хотелось ответить: «Ничего. Просто я все так же люблю», — но в кабинете были длинные любопытные уши, и не одни. Я отделалась коротким: «Теперь уже ничего. Нужна была помощь, но я уже справилась». Иногда я думаю: если бы я сказала то, что хотелось, — повернулась ли бы как-нибудь моя судьба? Вообще-то вряд ли, разве что ненадолго. Но как было, так и было.

Дурман держался почти десять лет. Но больше я об Андрее ничего не слышала. Я часто гуляла там, где мы были вместе, и вроде бы становилось легче. Однажды он мне приснился. К тому времени я думала, что все уже прошло. Оказалось, это не так.

Всю жизнь он оставался для меня идеалом мужчины, и только недавно я начала понимать, что причина этого – моя любовь. Только недавно я поняла, что, в сущности, парень был и неплохой, но это недостаточное основание для того, что я пропустила мимо себя практически всю свою молодость.

Наркотика сильнее любви не существует…

С днем рождения, Андрей! Тот Андрей, которого я знала. И Вас тоже, Андрей Борисович, как-никак, Вы – его преемник. Надеюсь, у Вас в жизни все сложилось благополучно.

Источник статьи: http://proza.ru/2015/09/25/1639

Письмо тебе. (сентиментальное)

Сегодня ровно месяц, как ты уехал снова на службу. Я уже почти привыкла снова засыпать одна. Конечно, подушки были для нас лишними, ведь было так приятно засыпать на твоем плече. А ты на заставе привык уже спать без них. Чтоб как-то отвлечь себя от мыслей о прошедшем отпуске я вновь ударилась в учебу и творчество. Скоро тебя приятно удивят новые мои стихи. И я с нетерпением буду ждать твоих. Ты научил меня засыпать поздно, а просыпаться рано. Мне не хватает наших веселых вечеров. И даже тех, когда мы, молча, лежали в постели, смотря любимое кино, а потом могли долго шепотом говорить о своих впечатлениях.

Наша дочка постоянно вспоминает тебя. Вот еще одна душа, которой не хватает тебя так же как и мне. Когда ты приедешь ей уже будет четыре. Еще долгих полтора года.

Я постоянно говорю себе, что я сильная, что я выдержу эту боль разлуки. Но только ты знаешь на сколько я в действительности слабая. Но я благодарна тебе за то, что ты постоянно убеждаешь меня в моей силе. Вместе мы выдержим любые разлуки и любые испытания. Может тебе покажется это слишком сентиментальным, но я сейчас сижу на улице в твоей куртке, которая пахнет тобой. Она пахнет твоим индивидуальным ароматом и немного туалетной водой. Мне так спокойно, как будто ты рядом, мягко обнимешь меня за плечи и мы, вот уже сейчас, зайдем в дом.

Но скоро идти спать, ведь завтра новый день, который будет полон домашних хлопот и только детский голос напомнит мне о том, что хандре здесь места нет. День, который сделает нас чуть ближе. А после твоего контракта мы уедем и начнем жизнь полной семьей. Помнишь, как мы мечтали об этом времени? Да, что я спрашиваю, конечно, ты помнишь и так же как и мы ждешь этого. Я знаю, что тебе тяжелее, нежели мне, но прошу милый мой муж, оставайся таким, какой ты есть.

Морщинка пролегла между твоих бровей. Она напомнила мне о том, что жизнь в разлуке тяжела. Я не понимаю тех жен контрактников, которые проводив своих мужей в Чечню, начинают их пилить о зарплате и прочему быту. Все это дела житейские. Главное, что мы есть друг у друга.

Я люблю тебя, муж мой. Возвращайся домой скорей. Я жду тебя с трепетом и любовью. Твоя любимая жена.

Как это будет выглядеть?

Сегодня ровно месяц, как ты уехал снова на службу. Я уже почти привыкла снова засыпать одна. Конечно, подушки были для нас лишними, ведь было так приятно засыпать на твоем плече. А ты на заставе привык уже спать без них. Чтоб как-то отвлечь себя от мыслей о прошедшем отпуске я вновь ударилась в учебу и творчество. Скоро тебя приятно удивят новые мои стихи. И я с нетерпением буду ждать твоих. Ты научил меня засыпать поздно, а просыпаться рано. Мне не хватает наших веселых вечеров.
Читать статью

Отправить другу

Ссылка и анонс этого материала будут отправлены вашему другу по электронной почте.

Источник статьи: http://www.myjulia.ru/article/260546/

Сентиментальное письмо №1.

Нам по литературе задавали написать сентиментальное письмо. У меня их даже два. Чтобы вам, ПЧёлочки и не только, было что почитать в течение недели , выкладываю их сюда.

Мой дорогой друг!
Щемящая боль в сердце сподвигла меня написать Вам внеочередное письмо.
Вчера я потеряла подругу.
Мы вместе учились на отделении японистики в вечерней дополнительной школе. Год назад нас отправили в Японию на стажировку на два месяца. В школе у нашей группы была традиция брать себе японские имена и разговаривать меж собой исключительно по-японски, поэтом мою подругу звали Акико, а меня Кадзури. Акико была изумительно красива, натуральная
блондинка, к тому же, а, как известно, японцы любят блондинок. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в первый же день у неё появились поклонники. Их было много — в основном подростки и младшие студенты, но и старшее поколение не избегло её чар. Акико выбрала господина Акиру Миямото, преподавателя истории Японии в Токийском Университете, куда нас направили. Стоит, пожалуй, сказать о нём пару слов. Суровое лицо украшал небольшой шрам над бровью, плотно сжатые губы, казалось бы, не созданы для улыбки, и, тем не менее, Миямото довольно часто смеялся и улыбался. Невысокого роста, как и все японцы, он обладал удивительно крепким, не свойственным его нации телосложением. В глазах светился живой ум. Господин Миямото был великолепно образован, помимо блестящего, просто великолепного знания истории как своей страны, так и некоторых зарубежных, не говоря уже об общей истории, он был знатоком японской и французской литературы и мастером кэндо. В последнем я не раз могла убедиться, пару раз имея честь состязаться с ним. В общем, это был поистине удивительный человек.
Неудивительно, что моя подруга влюбилась в него без памяти. Она любила умных мужчин. Все два месяца нашего пребывания в Стране Восходящего Солнца они встречались. На занятиях Акико продолжала слушать вполуха его лекции по истории, предпочитая науке о былом литературу и поэзию.
По возвращении в Москву, она переписывалась с ним. Мне всегда казалось, что было бы неплохо, если бы их любовь постепенно угасла, превратившись в дружбу. На то было много причин. Начиная с немалой разницы в возрасте — 30 лет, заканчивая тем, что Акира был женат и имел двоих детей. Если бы даже он развёлся и стал жить с юной девушкой из другой страны, не достигшей совершеннолетия даже по меркам её снежной родины, его бы уволили. Токийский Университет очень щепетильно относится к вопросу своего престижа и не потерпел бы слухов о личной жизни одного из своих преподавателей, которые неминуемо расползлись бы. В таком случае, Миямото попал бы в очень затруднительное положение, а нередки случаи в Японии, когда мужчина, потеряв работу, оканчивал жизнь самоубийством, предварительно убив свою жену и детей. Нельзя забывать и о родителях девушки, не давших бы ни за что на свете согласия на замужество в столь нежном возрасте с таким зрелым мужчиной. В общем, с какой стороны ни глянь — ничего хорошего.
Впрочем, Акико всё это прекрасно знала, однако ничего не могла поделать с огнём любви, пылавшем в её сердце.
Неделю назад она улетела в Токио. Только сейчас я понимаю, что она всё продумала заранее и прощалась. Тот вечер в ресторане, прогулка по ночной Москве, чистые кристаллики слёз, которыми Акико щедро одаривала окружающий мир весь вечер. Она всё знала. И прощалась. Вчера вместо Акико прилетел преподаватель японского из Токийского Университета с печальной вестью: Акико мертва. Синдзю. Двойное самоубийство. Удачное. Рука опытного кэндоиста не дрогнула, он вонзил ей кинжал прямо в сердце. Сам же совершил классический обряд сэппуку, тем самым отняв лавры человека, последним в мире совершившим самоубийство по всем правилам у Юкио Мисимы. Однако эта смерть не станет достоянием общественности. Необходимо будет доказать в российском суде то, что Акико по доброй воле решилась на этот шаг, что Миямото не загипнотизировал её и не напоил наркотиками. Всё это я слышала уже как бы сквозь сон. Родителей Акико прямо из аэропорта увезли в больницу, а мы с друзьями поехали сначала в наш родной институт, при котором работает вечерняя школа и там прорыдали до вечера. Потом разъехались.
Сегодня утром, проснувшись, я хотела было позвонить Акико, рассказать какой ужасный сон мне приснился, попросить её напомнить, как же мы провели вчерашний вечер. Подняв телефонную трубку, я вдруг поняла, почему у меня такие распухшие глаза, почему я сплю одетая. Потому что Акико больше нет. Вспомнились те чистые слёзы, которые она роняла, гуляя с нами по московским улочкам. Говорят, всю последнюю неделю своей жизни Акико и Акира гуляли по Киото, и она так же плакала, прощаясь со своим самым любимым городом.
Я снова плачу. Ну вот, размыла чернила.
Милый друг, простите меня за это грустное письмо. История Акико ещё не закончена, теперь начнутся бесконечные судебные процессы, детективы и адвокаты придумают множество деталей и подробностей, а телевидение, если вообще докопается до этой истории опошлит её, сделав из Миямото сумасшедшего, а из Акико жертву какой-нибудь секты. Но мне хотелось бы, чтобы в моём сердце, сердце наших друзей и Вашем история жизни и смерти Акико осталась такой же чистой и незамысловатой, но романтичной, какой она есть на самом деле. Пожалуй, их любовь можно даже назвать счастливой, ведь они умерли вместе, не в силах жить друг без друга, как того требовал жестокий мир.

P.S. Делаю приписку в этот же день, но вечером. Получило письмо, которое оставила для меня Акико перед смертью. Надеюсь, из него смогу больше узнать о мыслях своей ныне умершей подруги.

Милейшая сестрица!
Ты знаешь, как я люблю тебя и стараюсь не огорчать. Но теперь просто вынуждена это сделать.
Через два часа я умру. Поверь, мне так будет лучше.
Мы с Акирой собираемся совершить Синдзю.
Помнишь прошлый год? Помнишь ли ты Киото? А Кинкакудзи? Все эти места дороги моему сердцу. Дороги так же как ты или Акира.
Впервые я встретила Акиру, как и ты, на лекции. Что ж, не в первый раз наш преподаватель оказывается привлекательным и интеллигентнейшим человеком. Но впервые лектор не просто выдернул меня из приятных грёз на лекции, но и начал с увлечением со мной полемизировать. Рассерженная, я стала резко отвечать и с жаром доказывать свою правоту, прямо как ты, когда речь заходит о политике начала двадцатого века. В тот вечер новый преподаватель, господин Миямото, встретил меня у дверей общежития и предложил съездить в Киото, воочию увидеть тот храм, красота которого стала предметом нашей дискуссии, Кинкакудзи. Я согласилась.
На следующий день мы поехали в префектуру Киото. Через полчаса ходьбы от станции моему взору предстал Золотой Храм.
Необычайная тишина. Водная гладь, в которой отражаются все детали окружающего пейзажа. Зелёная листва. И храм. Традиционная архитектура, не представлявшая ничего нового для человека, посвятившего свою, пусть и недолгую, жизнь изучению японского искусства. Но что-то заставило меня остановится. Отражение Золотого Храма в озере напоминало пламя пожара. Пламя, в котором в 1950 году сгорел первый Кинкакудзи. И пусть Юкио Мисима многое преувеличил в своей книге, посвящённой этому месту, но суть остаётся прежней. Человек решил уничтожить красоту, которую любил. Внезапно мне просто захотелось побыть внутри храма, в тишине и одиночестве.
Я пробыла там около пяти часов, не поднимаясь с колен. Я никогда не была религиозной, посещения православных церквей не приносили мне душевного облегчения, как тебе. А тут – провести столько часов в одной позе, не думая ни о чём. Вечером я наконец-то вышла оттуда. Солнце заходило за горизонт. Красное марево освещало вершины гор и придавало Кинкакудзи цвет калёного железа. Лёгкий ветер создавал еле заметную приятную рябь на поверхности озера. Я гуляла по территории Храма до тех пор, пока не стемнело. Впервые в жизни мне было так хорошо вечером на природе. Ты же знаешь, я не выносила одиночества на природе, мне становилось страшно, хотелось к людям. К тому же, раньше такое времяпровождение казалось скучным и абсолютно бесполезным. Теперь же я не боялась природных духов. Будто бы после посещения Храма моя душа враз очистилась от всей той скверны, в которую изо дня в день погружалась в мегаполисе. Я была открыта природе. Я вдруг поняла, что не знаю, что такое настоящая любовь. Всё, что было раньше, даже учитывая исключительную платоничность всех отношений, являлось не более чем животной страстью. Да, для меня и моих избранников всегда был важен внутренний мир и духовная близость, но мы неизменно стремились к подобным отношениям, зная, что других быть не может, ведь мы – разнополые существа. А что есть любовь? Это дружба между двумя существами, такая дружба, когда ты понимаешь другого как самоё себя и он тебя так же. Настоящую любовь испытывали древние по отношению к природе, они чувствовали её, знали, но не разумом, а сердцем, когда ей плохо, когда она радуется, а когда просит помощи. Знаю, слышать это из уст человека, серьёзно учившего естественные науки, смешно. Но душа не терпит холодной логики науки и её трезвых объяснений. Душе, тем более юной, необходимы неподдающиеся объяснению поступки и горячая голова, чтобы по-настоящему почувствовать все прелести жизни, прочувствовать окружающий мир.
У ворот меня поджидал Миямото. Единственной его фразой, сказанной в тот вечер, было «Оясуминасай», спокойной ночи.
С этого момента я начала грустить в городах и на шумных вечеринках. Естественно, ты заметила перемену, но я не была готова поделиться с кем-либо, даже с тобой, милая сестрица, своими открытиями.
Через неделю Акира заговорил со мной о новой поездке в Киото. Приехав в город, он повёл меня в Киёмидзу, Высокий буддийский храм, чьё название переводится как «чистая вода». Уж и не знаю, откуда он получил такое название, понимаю только, почему с ним связана одна из японских поговорок: «Киёмидзу бутай кара тоби о риру», что буквально переводится как «броситься вниз с террасы храма Киёмидзу», т.е. сжечь корабли. Киёмидзу – одна из самых высоких древних построек, которые я видела в Японии. Но с балкона храма очень приятно любоваться сакурой. Во второй половине дня мы снова поехали в Кинкакудзи. Акира рассказывал мне об истории Золотого Храма. В этот раз мы побывали на всех трёх этажах. Так хотелось добраться до феникса, расположенного на крыше, но, увы, нельзя. Простой смертный не может достичь вершины красоты, это доступно лишь богам и избранным.
После нашего совместного путешествия я стала по-другому смотреть на Акиру. Он стал уже не просто преподавателем, не просто прекрасным собеседником, но человеком чистым и одиноким, который не имеет себе подобных людей вокруг.
С тех пор мы стали ездить в Киото чуть ли не каждый день. Мы беседовали обо всём: о литературе, об истории, о культуре разных стран. И о себе. Сначала мы играли в игру: каждый по очереди говорит, что думает о собеседнике. Однажды он сказал, что моя душа просто рвалась на свободу из копоти города, просила и звала, молила об очищении, о возвращении способности ощущать новое. И Акира откликнулся. И повёз меня в Кинкакудзи.
Два месяца стажировки пролетели незаметно. Учёба, друзья, экскурсии, поездки и беседы с Акирой… Мы возвращались домой. В Россию.
Вернулись мы в мае, как ты помнишь. Сдав экзамены, я на некоторое время исчезла и уехала в деревню. Каждое утро я шла в поле. Теперь оно не казалось мне зловещим, как в детстве. Наоборот, я выбегала из дома босиком, в лёгком платьице и сломя голову мчалась туда. Туда, где нет людей, где можно побыть одной наедине со своими мыслями и с природой. С криком я бросалась в траву, каталась по ней и плакала. Мне хотелось обнять весь мир, но и этого было бы мало. Бесподобная, красивая простота природы, её безыскусность. Солнце слепило глаза, но я смотрела на него так, как будто бы видела последний раз в жизни. Как же хорошо чувствовать запах родной матушки-земли! Как это замечательно, восхитительно! Во всей полноте осознаёшь слово «Родина»… Такое близкое и любимое, такое милое… Я зачитывалась Карамзиным и Жуковским, я читала Чернышевского. Ах, как восхитительно, милая сестрица, жить в России! Как это замечательно! Ты лишь вслушайся в это прекрасное слово – Россия! Оно незатейливо, но сколь ёмко! Все русские люди, дворянин ли, крестьянин ли, оба были просты по своей сути, оба рождены матушкой-землёй, оба сильны и благородны, оба верны Отечеству, они оба русские… Русский – человек сильный, простой, но хитрый, глуп и мудр по-своему. Да, я люблю Японию, но ничто не может быть слаще и приятнее запаха реки и сырой земли! Наверное, виновата пресловутая русская тоска по Родине, которая сидит в каждом с рождения… Но лишь дома, в России можно позволить себе эмоции, не философствуя, лишь здесь можно любоваться природой, не задумываясь о том, какой урок она сейчас тебе преподносит… В России можно плакать… И это не стыдно… Каждое утро я плакала от счастья, каждый день я плакала от умиления, каждый вечер я плакала от любви… И не только от любви к Акире, но и от любви ко всему окружающему миру… В доме у бабушки, где я жила почти всё лето, до сих пор нет электричества, только недавно провели водопровод, поэтому мы жили при свечах. Каждый день я брала с собой книги к реке и писала письма для Миямото. Каждый день я бегала всё так же босиком на почту, где отправляла их.
Пару раз летом я летала в Японию на несколько дней, чтобы увидеть различные японские праздники. Я торопилась жить. И теперь понимаю, что не зря.
С приходом осени жизнь ускорила свой темп. Я стала сильнее уставать. Жила исключительно перепиской с Миямото. Расцветала лишь в те выходные, когда улетала в Японию.
Наступил декабрь. Больше так продолжаться не могло. Я устала разрываться между двумя странами. Не в состоянии найти утешение в деревне, поездки в Японию оказались моей единственной возможностью жить. Я таяла. Я увядала. Решение пришло внезапно.
Что ждёт меня дальше? Много лет переписки, постоянных перелётов с континента на острова и безрадостной жизни в городе? А когда умрёт Акира? Что я буду делать? Ведь он на тридцать лет старше меня. Он оказался единственным близким мне человеком, тем, кто понимал все мои движения души. В любом случае, я не выдержу столько безрадостных дней.
Единственный выход – умереть. Я бы могла сделать это одна, но когда Миямото узнал об этом, то сказал, что я ему дороже жизни, что без меня его жизнь вновь станет такой же одинокой и тусклой как и год назад.
Решение пришло сразу же. Знаменитое Синдзю. Знаменитое двойное самоубийство, истории о котором так любят японцы. Что ж, это выход.
Целую неделю мы бродили по Киото. Я всё время сравнивала его с Москвой, по которой гуляла с тобой и всей нашей группой перед отлётом. И не смогла понять, какой город лучше. Или ближе мне. В обоих есть часть естественного, но настоящую красоту можно увидеть лишь в пригороде.
Всё готово к церемонии. Любимая сестра, спасибо тебе, что была со мной! Спасибо за любовь! Ни в коем случае ни в чём не вини себя – этого ты не могла предусмотреть! Прощай! Целую тебя и желаю счастья!

Источник статьи: http://www.diary.ru/~Kazuri-no-diary/p23050575.htm?oam