«Загнать за Можай» и другие выражения родом из Москвы
Некоторые фразеологизмы прочно вошли в нашу речь и чаще о их происхождении мы ничего не знаем. А было бы интересно, ведь некоторые из них «родом» из Москвы!
Об одном из таких выражений – «Почему мы одним миром мазаны» — я уже писал на этом канале. Сегодня короткий рассказ о других московских фразеологизмах.
Милости прошу к нашему шалашу
В китайгородских торговых рядах немало было лавчёнок, называемых «шалашами». Нет, это не легкое укрытие из переплетенных жердей и укрытых, например, сеном, т.е. в нынешнем понимании этого слова. «Шалашом» в давние времена называли маленький деревянный сруб, у которого фасад представлял из себя откидывающуюся вверх стену. Покупателей торговцы зазывали к себе возгласом: «Милости прошу к нашему шалашу!».
Загнать за Можай
Фразеологизм уносит нас к окончанию эпохи Великой смуты на Руси. Именно тогда, в 1612-м году, гетман литовский Ян Кароль Ходкевич решил взять приступом Кремль. Помешало ему в этом ополчение Минина и Пожарского, прибывшее в Москву раньше оккупантов и остановившееся лагерем в районе нынешней площади Арбатских ворот. Сражение с вражеским войском случилось в Замоскворечье и закончилось разгромом врага.
Ходкевич с остатками армии бросился наутек, побросав на поле брани оружие и провиантские обозы, и остановился лишь под Можайском. С тех самых пор фразеологизм обрел нынешние понятия – «полностью разбить врага, изгнать из родных мест, явно победить или уничтожить оккупантов».
Сходная цена
В древности лавки в Москве старались поднимать повыше над уровнем земли, где они стояли. Делалось это для того, чтобы предохранить имевшийся товар от сырости и обезопасить его в случае внезапного наводнения. Попасть внутрь можно было, соответственно, по устроенным перед входом ступеням.
Московиты, как, впрочем, и все покупатели, любили торговаться. Торг, порой, был горячим и длился даже по несколько часов. Не договорившись, покупатель разворачивался и уходил прочь. И вот, когда он уже оказывался на ступенях, сходил с них, от торговца поступало последнее, весьма выгодное покупателю предложение, заставлявшее последнего вернуться за товаром. С тех пор такую цену прозвали в Москве и на Руси «сходной».
Уйти в запой
Этот фразеологизм переносит нас в эпоху Иоанна Грозного. Нижеприведенная гипотеза его происхождения, в моем понимании, не совсем аргументированная, но «имеет место быть».
При этом самодержце торговля алкоголем в Москве была запрещена. Исключение сделали только для кабака, расположенного на Балчуге (вход туда был разрешен только опричникам) и питейным заведениям в Немецкой слободе, где жили иноземцы. Простому люду ничего не оставалось делать, как ходить за выпивкой к последним. У некоторых дело не ограничивалось несколькими чарками крепкого напитка и они запивали, оставаясь в слободе «пить горькую» на несколько дней». Отсюда и выражение – «уйти в запой».
О Немецкой же слободе советую вам прочитать статью «Зачем москвичи на Кукуй ходили?» .
Лодыря гонять
Этот фразеологизм имеет определение «бездельничать», а также «заниматься ерундой». Выражение появилось еще в первых десятилетиях XIX столетия, когда в Хилковом переулке лекарь из Германии Юстус Лодер организовал водолечебницу, где богатым посетителям предлагалась для питья вода из минеральных источников, лечебные ванны из нее и обязательные неспешные прогулки по местному парку, длившиеся, порой, пару часов.
Измученные ожиданием окончания процедур кучера, частенько говорили о своих хозяевах, что они задерживаются из-за того, что, наверное «Лодыря гоняют», а вскоре московские обыватели и вовсе стали называть местных пациентов «лодырями» — т.е. «ничегонеделающими» людьми.
Вот такие московские фразеологизмы, прочно вошедшие в нашу речь. А вы знаете о других выражениях, местом происхождения которых стала Москва?
Чтобы не пропускать самую информацию о Москве, обязательно ПОДПИШИТЕСЬ НА КАНАЛ
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/moscow_histories/zagnat-za-mojai-i-drugie-vyrajeniia-rodom-iz-moskvy-5d9afd03e4f39f00b14b96b6
Милости прошу к нашему шалашу
Милости прошу к нашему шалашу
В современном словаре русской фразеологии это выражение объясняется так: «Шутливое. Приглашение присоединиться к компании».
Приглашение «Милости прошу к нашему шалашу» бытует в русском языке, по крайней мере, около пяти веков, но за это время оно изменило свое содержание: москвич XIX–XX веков употреблял и употребляет его совсем в ином случае и вкладывает в него иной смысл, чем москвич XVII века. Для уяснения его первоначального значения необходимо обратиться к истории и заглянуть в XVII век.
Но начнем с современности. Истинное значение выражения «Милости прошу к нашему шалашу» в речи современного москвича не совсем то, которое приписывает ему уже цитировавшийся словарь русской фразеологии. И опять-таки для его выяснения тоже придется обратиться к истории, правда, не такой глубокой.
Что такое «шалаш»? Академический «Словарь русского языка» в 4 томах (1984 г.) объясняет: «Временная небольшая постройка для жилья из жердей, кольев, покрытая ветками, соломой и т. п.». Словарь В. И. Даля (1861 г.) дает, в общем, то же объяснение: «Балаган, сень, куща, конура, наскоро сделанный в лесу или в поле приют из подручных припасов». То есть, и тот и другой словари называют шалашом временное, неблагоустроенное жилье или убежище, и никакого другого значения этого слова они не знают. Поскольку В. И. Даль собирал материалы для своего словаря в 1820–1830-е годы, то эту дату можно считать датой, когда однозначность слова «шалаш» уже прочно утвердилась в «живом великорусском языке».
Всем известна пословица «С милым рай и в шалаше». Вот уже более 180 лет она ходит по Руси. Эта пословица принадлежит к числу литературных цитат и прошла через полтора с лишним века без изменений — случай редкий и свидетельствующий о том, что автору посчастливилось найти слова, точно соответствующие заложенной в них мысли.
Это выражение — цитата из стихотворения «Русская песня» Н. М. Ибрагимова (1778–1818) — малоизвестного поэта, профессора Казанского университета. Он получил образование в гимназии при Московском университете, затем окончил Московский университет. Годы учебы Ибрагимова в Москве пришлись на золотое время русского сентиментализма, центром которого стала древняя столица. Как раз в эти годы Н. М. Карамзин пишет и печатает «Бедную Лизу», а в поэзии самым популярным и любимым становится жанр сентиментальной песни: в Москве тогда увидели свет известнейшие песни И. И. Дмитриева «Стонет сизый голубочек», Ю. А. Нелединского-Мелецкого «Выду я на реченьку» и «Ох, тошно мне», Н. М. Карамзина «Законы осуждают предмет моей любви», Н. И. Жемчуговой «Вечор поздно из лесочку», А. Ф. Мерзлякова «Среди долины ровныя» и другие. Ибрагимов в своем творчестве предстает типичным сентименталистом, такова же и «Русская песня», напечатанная в 1815 году:
Вечерком красна девица
На прудок за стадом шла;
Так гуськов своих гнала:
Вы, гуськи мои, домой!
Не ищи меня, богатый:
Ты постыл моей душе.
Что мне, что твои палаты?
С милым рай и в шалаше!
Вы, гуськи мои, домой!
Для одних для нас довольно:
Все любовь нам заменит.
А сердечны слезы больно
Через золото ронить.
Вы, гуськи мои, домой!
«Песня» была положена на музыку несколькими композиторами, в том числе Павлом Булаховым, и получила широкое распространение. Писательница А. А. Фукс в своих воспоминаниях писала об Ибрагимове: «Одна из его „Песен“ обошла положительно всю Россию: целые поколения различных классов распевали ее и не подозревая имени автора». И, действительно, в архивах фольклорных энциклопедий хранится много записей этой песни как народной.
Но как ни велика была популярность «Песни», она не сравнима с пословичной общеизвестностью строки из нее. Особенно пришлась она ко двору в Москве и усвоилась московской народной речью. А. Н. Островский, как известно, для речи персонажей своих пьес отбирал самые характерные, самые употребительные в этом классе и слое общества слова и выражения. Находим у него и ибрагимовскую строку. В «Бедной невесте» происходит такой разговор:
«Милашин. Нам будет жить нечем: у меня нет состояния, у нее также.
Мерич. А любовь? С милым рай и в шалаше».
В XVIII и первой половине XIX века старинное выражение «Милости прошу к нашему шалашу» пропадает в живой речи и вновь возвращается в нее ближе к концу XIX века. Вызвано это было социальными условиями — ростом в обществе среднего и служилого разночинного сословия — обитателей не домов, а квартирок, комнат, углов. Как часто в рассказах конца XIX — начала XX века из жизни этого сословия встречается эпизод: герой приводит кого-то к себе домой и с горькой, но бравурной самоиронией рапортует: «Вот-с мои хоромы-с». Ирония разъедает сознание, и человек, естественно, ищет от нее противоядие, и вот тут-то уничижительное «хоромы» обретает себе альтернативу с совершенно другой — утешительной и ободряющей — системой отсчета тех же ценностей: если ту же квартирку назвать «шалашом», то снимается претензия на роскошь, на «хоромы», и при этом на фоне популярнейшей пословицы «с милым рай и в шалаше» (а фольклористы отметили, что в конце XIX — начале XX века вдруг опять широко запели ибрагимовскую песню) подразумевается, что хотя дом и не велик, и не роскошен, зато в нем царит мир и любовь, зато он доброжелателен и гостеприимен. Именно этот смысл и вкладывался в приглашение в гости, в дом (а не в компанию): «Милости прошу к нашему шалашу». В Москве это выражение привилось и стало истинно московским, потому что подобное гостеприимство было исконной и характерной чертой московского быта, державшейся, несмотря ни на что, вплоть до Отечественной войны 1941–1945 годов, но потом обстоятельства жизни свели на нет эту привлекательную и добрую особенность московской жизни, как, впрочем, и некоторые другие…
Ну а теперь пора обратиться к исконному историческому значению выражения «Милости прошу к нашему шалашу».
Адам Олеарий совершенно справедливо назвал московские торговые ряды улицами. Это действительно были улицы, сплошь занятые различными торговыми помещениями, носившими и разные названия.
Основной вид торгового помещения — лавка, то есть специально построенное каменное или деревянное строение, внутри которого производилась торговля. «Лавка» имела установленный законом размер: 2 сажени в ширину и 2,5 в длину, то есть 4×5 м. Такую «лавку» содержать было по средствам только богатым купцам, поэтому в описях чаще встречаются торговые помещения меньшего размера: полулавки, четверть лавки, осьмая лавки. Кроме собственно лавок, в рядах имелись также «погреба», «ящичные места», «рундуки», «скамьи», «кади», «бочки», «шалаши».
«Шалаш» представлял собой небольшой бревенчатый сруб, передняя стенка которого открывалась, и торговля велась через это отверстие. По окончании торговли откидная стенка запиралась на замок. К «Путешествию в Московию» Адама Олеария приложен широко известный и часто воспроизводимый рисунок «Лавка башмачника в Москве». На нем как раз изображен «шалаш». Продавец находится в шалаше, покупатель снаружи. Вы видите, с каким призывным жестом протянута на рисунке рука продавца к покупателю, и этот жест сопровождался призывом купца: «Милости прошу к нашему шалашу!» Именно «к шалашу», а не «в шалаш». В XVIII веке торговые ряды в прежнем их виде перестали существовать, «шалашей» не ставили, и само их название ушло из речи. Правда, форма «шалаша» как торгового помещения сохранилась и до сих пор: подавляющее число коммерческих киосков, палаток, автоприцепов, заполнивших улицы Москвы, по сути дела самые настоящие «шалаши» московского торга XVI–XVII веков.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Источник статьи: http://history.wikireading.ru/166339