Анекдот про стих это глагол
Помню собрались мы, советские специалисты, на своем местном аэродроме в Ховде.
То ли кого-то встречали, то ли кого-то провожали лететь в Улан-Батор.
В данном случае неважно. Потому что прилетев к нам в Ховд, самолет АН-26 сразу же отправлялся обратно — в Улан-Батор.
Стоим, занимаемся пустобрехом, как обычно бывает в таких случаях — ждем прилета самолета.
И вот я смотрю, рядом стоит группка людей европейской внешности.
Иностранцы всегда выделялись, особенно тогда.
Не из-за прикида, нет. У иностранцев взгляд совсем другой.
Я прислушался о чем они говорят, и услышал немецкую речь.
Вели они себя расковано, громко смеялись, непринужденно.
Как обычно.
Уже не помню как, но я завел разговор с немцем-переводчиком. Из их группы.
Он прекрасно говорил на русском, но по специальности был переводчиком с монгольского на немецкий.
Разговорившись, я выяснил, что это немецкая группа геологов.
Они проводила разведку в нашем районе, и теперь возвращаются к себе на базу — в Улан-Батор.
Поскольку на то время я уже тоже неплохо знал монгольский, решил поговорить с ним о тонкостях этого языка как со специалистом. Сказал, что язык достаточно прост, всего несколько окончаний в глаголах(три), решают о чем говорит собеседник монгол.
О прошлом, настоящем, или будущем.
В качестве примера привел глагол «явна» — ехать/идти.
Ганс, пусть будет Ганс, возразил. Сказал, что это ложное представление о монгольском языке. Что существуют такие обороты, что и ему, как специалисту, разобраться бывает сложно.
Пока мы болтали, подошел Лёха Каменев из Куйбышева со своим пацанчиком. Лет 4-х.
Дети, маленькие дети, — они как кошки на сцене театра. Всё внимание зрителей тут же переключается на них.
Не стал исключением и Лехин сын. Тоже Лёха.
Переводчик Ганс, ГДРовский немец, тут же включился в игру. Спросил малыша на чистом русском — что он, Леша, знает о немцах?
Леша, как любой мальчик такого возраста, ответил честно. Голосом своего папы.
— Опять эти суки-немцы-гады «Орбиту-3» отключили.
* * *
Р.S.
«Орбита-3» — в то время был единственный спутник, по которому вещало телевидение СССР на часть Сибири и Монголии.
Монгольский сторож, или кто-то там из них, часов в восемь выключал свет в помещении, где находилась приемная антенна.
Спокойно шел пить чаи и спать домой.
Мы же, русские специалисты, сидели отрезанными от единственной связи с миром.
Отсюда и родилась эта спонтанная фраза, ничем с немцами не связанная:
— «Опять эти суки-немцы-гады «Орбиту-3″ отключили!»
Но переводчику Гансу всё это я объяснить не успел. Прилетел самолет и их группа засобиралась.
Возможно, он до сих пор переводит это предложение Лёхи-младшего на свой родной немецкий.
Источник статьи: http://vysokovskiy.ru/story/glagol/
Анекдот на тему поэтов)
Сидят в ресторане три поэта Пушкин, Маяковский и Бродский. Тут мимо них проходит девушка неописуемой красоты. Маяковский говорит:
«Господа, может по пару строк сочиним для этой прекрасной дамы? Поэты ведь мы или кто?»
Они согласились и Пушкин начал:
«У тебя глаза синие синие
в обрамлении темных ресниц
у меня половое бессилие
и гангрена обоих яиц!»
«У тебя Пи*дище, метр на метр
как витрина магазина продовольственного
был бы у меня х*й с километр
я б доставил тебе удовольствие!»
«Твоя постель расстелена, расстелена, расстелена,
мы на ней лежим растеряно, растеряно, растеряно,
ты мне на ухо говоришь шепотом, шепотом, шепотом,
не туда жопа там, жопа там, жопа там»
Дубликаты не найдены
совершенно не правильно сформулирован анекдот)
1. Там не Пушкин, а Есенин (у них разный слог в стихах)
2. Абсолютно верный Маяковский
3. Не Бродский, так как Бродский не заикался, 3й стих это Роберт Рождественский
И сидели они в парке и пили портвейн
(У Пушкина с ними нечего общего, разный период жизни вроде)
Этому анекдоту лет огогого
Моя колоризация. Владимир Маяковский
Уже некоторое время балуюсь колоризацией старых фотографий (если не лень — реставрацией). Нравится наша история, поэтому работы при желании — непочатый край. 🙂
Периодически цвета шалят: монитор компьютера показывает одно, монитор телефон выдает другой результат и так далее. Скучать не приходится, зато весело.
Ну и вот, кое-что из последнего. Маяковский собственной персоной. Если кому-нибудь приглянется — буду потихоньку кидать следующие (а может, предыдущие) плоды своей работы сюды.
Почему Есенин и Маяковский терпеть не могли друг друга
Что могло объединять последнего лирика деревни и первого поэта революции? Ничего, кроме общего рода занятий. Но литературные направления их творчества тоже категорически не совпадали.
Имажинисты, к которым себя относил Есенин, использовали новые литературные приемы и создавали образы, меняя традиционные значения слов. «Пускай ты выпита другим»… «Твоих волос стеклянный дым»…
Впрочем, это были цветочки по сравнению с экспериментами авангардистов и футуристов, в рядах которых состоял Маяковский.
Он и его единомышленники перевернули с ног на голову и язык, и стихотворную форму. Их, так называемое, словотворчество не просто эпатировало, а призывало сбросить с парохода современности Пушкина, Достоевского, Толстого и других классиков со всеми их лингвистическими «древностями».
Разумеется, два писателя-антагониста отрицали друг друга во всем — от внешности до творческих убеждений.
При первой встрече есенинский облик показался Маяковскому бутафорским. Тот был в лаптях и вышитой рубахе, что в городской квартире смотрелось очень неестественно и комично. Если говорить дословно — опереточно.
Даже голос Есенина показался ему таким, каким, возможно, могло бы говорить лампадочное масло. Маяковский сыпал «комплиментами» вроде «корова в перчатках лаечных», «балалаечник», «звонкий забулдыга подмастерье» и другими.
Есенин тоже не любил Маяковского. Но уж как-то очень нарочито. Так ненавидят, когда в душе испытывают к объекту симпатию.
Сергей Александрович рвал книги Владимира Владимировича, но, тем не менее, читал их, чтобы при случае заявить, насколько же бездарны у оппонента стихи. «Разве это поэзия? Никакого порядку нет». Есенин считал себя поэтом, а у его визави, как он говорил, «непонятная профессия».
Расхождения между двумя поэтами были, в том числе, идеологическими. А как иначе — революция уже перепахала сознание и того, и другого. Маяковский — воплощение исторического материализма. Голос пролетариев. Рупор страны Советов. Апологет революционной борьбы и классовости. Он готов был «к штыку приравнять перо».
И Есенин. Деревенщина. Соломенная Русь. Идеалист. По-русски широкий, с душой нараспашку, с пьяными загулами и хулиганством в «истории болезни». Он не собирался менять страну, которая пахнет яблоком и медом, и где «у низеньких околиц звонно чахнут тополя», на какой-то там рай. «Не надо рая, дайте Родину мою».
Современники с удовольствием наблюдали за словесным пинг-понгом двух талантов.
Есенин: «Сколько бы ни куражился Маяковский, близок час гибели его газетных стихов. Таков поэтический закон судьбы агитез!».
Маяковский: «А каков закон судьбы ваших “кобылез”?»
Есенин: «Моя кобыла рязанская, русская. А у вас облако в штанах».
Комплименты для оппонентов
Однако, несмотря на внешнюю неприязнь, как два по-настоящему одаренных человека, Есенин и Маяковский понимали, что они равные, достойные друг друга соперники.
Поэт-футурист писал, что он с удовольствием наблюдал за эволюцией Есенина, и отмечал, что у поэта-имажениста стали попадаться стихи, которые не могли не нравиться, а также признавал, что он «чертовски талантлив».
Более того, в Риге в разговоре с журналистами Маяковский заявил, что из всех соратников Есенина по литературному течению, останется только он.
Один из современников двух поэтов рассказывал об отношении Есенина к Маяковскому так: «С Сергеем я не раз говорил о Маяковском и должен сказать, что он прекрасно понимал силу его таланта». Но «поэт-деревенщина» выражался проще: «Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие об него споткнутся».
Когда Маяковский узнал о самоубийстве Есенина, он посвятил ему стихотворение, предупредив читателей, что оно не является очередной насмешкой и продолжением их прижизненного спора.
Маяковский делился со своим окружением, что ожидал такого конца Есенина, потому что накануне встретил его, опухшего от пьянства, в окружении, как ему показалось, черных людей, и совершенно потерянного.
Тем не менее, по-человечески Маяковский был огорчен, понимая, что русская литература потеряла одного из лучших своих представителей. Но поэт и подумать не мог, что спустя почти пять лет он повторит судьбу своего «заклятого врага».
Впрочем, кто знает, может быть там, на небесах, им удалось, наконец, стать лучшими друзьями…
Источник статьи: http://pikabu.ru/story/anekdot_na_temu_poyetov_2491787
Анекдот про стих это глагол
Навеяно эпиграфом к чужой истории:
«Гениальные клоуны знают: подлинное шутовство таится в зрителях» (Станислав Ежи Лец)
Всего один раз в жизни мне удалось побыть «гениальным клоуном».
Дело было на первой картошке (перед первым курсом института). Для нас, ох..евших от с/х работ, решили устроить вечер художественной самодеятельности, где я должен был с выражением прочитать некий смешной стих. Я выбрал отрывок от поэмы «Трудодни и ночи», она была . дцать лет назад «широко популярна в узких кругах» (внизу привожу ее по памяти, т.к. в Инете не нашел ее следов).
На первом ряду зала сидели два «комиссара», как это тогда называлось — старшекурсники, надзирающие за нами, «салагами» на с/х работах. Один из них был некто Лелик, кажется, третьекурсник, сверкавший золотым зубом во рту, и изрядно накативший перед «культурным мероприятием».
Я не успел произнести две строчки текста:
Рассветало за дорогой дальней.
Свет зари давно уже потух.
— как Лелик скорчился от хохота и бился в судорогах на первом ряду секунд пять.
Зал начал ржать уже над Леликом.
Лелик смеялся чему-то 5 секунд, зал угорал над ним еще секунд 10. Я был вынужден держать паузу 15 секунд со сравнительно «каменным» лицом, потом продолжил:
Первый раз торжественно, печально
Прокричал за кузницей. петух.
Слово «петух» вывело из себя Лелика еще на пару минут, плюс еще три минуты — «афтершок» зала.
Я, полностью охреневший от такого «приема публики», продолжаю:
Вижу я — вдали идут коровы,
Кланяются дому моему.
Я кричу им: Милые, здорово!
А они мне отвечают.
Голос Лелика, заходящегося в хохоте в который раз:
«Мууууууу!»
Короче говоря, к моему удивлению, Лелик полностью «сделал» это мое выступление.
Народ рыдал от смеха, падал со стульев и бился головами об стены. Без Лелика я бы этого не добился никогда.
Ко мне потом подходил мой одногруппник, профессиональный КВН-щик, который тоже выступал там (гораздо лучше меня), но Леликово сознание к тому моменту уже начало отключаться, и он еле приоткрывал глазки свои, так что не было ни «шоков», ни «афтершоков», публика тихо восстанавливала силы после множественных взрывов хохота. Так вот, одногруппник, не сумевший насладиться и десятой долей того «успеха», который выпал на «наше с Леликом» выступление, на полном серьезе спросил меня: «А ты с Леликом что, заранее договорился, что ли?!»
Тут настала моя очередь громко заржать.
PS Текст «поэмы» (читается «умирающим», «поэтическим» голосом, a la Борис Пастернак)
Вступление: «Я тут недавно побывал в деревне. Случайно. Не на той станции сошел. По итогам данной поездки мною была написана поэма из сельской жизни «Трудодни и ночи». Отрывок от нее я вам сейчас прочитаю»
Рассветает за дорогой дальней.
Свет зари давно уже потух.
Первый раз — торжественно, печально —
Прокричал за кузницей петух.
Вижу я — идут вдали коровы,
Кланяются дому моему.
Я кричу им: «Милые, здорово!»
А они мне отвечают: «Муууу!»
Вижу я — одна из них бросает
Грустный взгляд на всеь окрестный мир.
Видно, молоко у ней скисает.
То есть — превращается в кефир.
Эту бы корову подоить бы,
Под каким-нибудь широким вязом.
«Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином — быть обязан!»
Но меня дела зовут другие.
Я спешу ко птичьему двору:
«Здравствуйте, хохлатки дорогие!
Я же вам товарищ — по перу!
У меня душа пернатой птицы!
И, хотя я хвастать не берусь,
Но не зря в колхозе говорится
Про меня, что я — хороший гусь!»
Что-то я уже устал немножко,
Повар наш обед уже несет.
Где она моя, большая ложка?
У меня под ложечкой сосет.
(если вдруг кто помнит более точный вариант, поправляйте, пожалуйста)
Старенький профессор астрономии поднимается на кафедру в черном смокинге и белых тапочках. Дорогие студенты, я не буду читать вам лекцию. Я пришел прощаться. В моей обсерватории сегодня остановились часы, которые шли без малого триста лет. Я уверен: наступил Конец Света! Студенты захихикали, заулюлюкали. Крики, вопли: «Купи себе «Ролекс»!», «Замени шестеренки!», «Вставь новую батарейку» и т.п. Когда шум стих, профессор заговорил снова: А теперь я скажу то, от чего вам сразу станет не смешно. Часы, которые остановились у меня в обсерватории солнечные.
Стих – размер и рифмы? –
Отвергаем миф мы!
Я кричу во весь народ,
Что мне власть зажала рот,
Как кричу с зажатым ртом? –
Сам всё думаю о том!
Долго в зеркало гляжусь
И увиденным горжусь!
Завершая сей портрет,
Доложу – я и поэт!
Говорите, мало склада? –
Отвечаю, так и надо!
Приехал к деду Олегу на рыбалку, начало 90-х было. Договорились завтра на лодке, на озеро. А сегодня-то? Сегодня-то душа горит! Выпили за приезд по стопочке, поужинали, взял удочки, пошел на протоку, к мосту. Хоть уклейки думаю половить, душу отвести. Уклейка как раз шла на нерест, её там в протоке — тьма.
Уклейка конечно рыбёшка несерьёзная, но вкусная. Соседка у деда Олега приспособилась отличные котлеты из неё делать. Принесёшь бывало ей полведра, она котлет накрутит, половина себе, половину нам.
Стою у моста, таскаю уклейку. По дороге — черный джип. Затонированый по самое немогу, боевая машина братвы, летит только пыль столбом.
И вдруг перед самым мостом — фррррр, по тормозам, и встал как вкопаный.
Пыль осела, выходят трое. Реальные такие тревожные ребята. Кожа, бошки бритые, взгляд, все дела.
Встали у джипа, смотрят на меня сверху. Посмотрели, потом один:
— Слы, братан! Чо, рыба есть?
— Да ну, какая рыба! — отвечаю.
Двое остались у джипа, тот что спрашивал спустился вниз. Заглянул в ведро, кричит этим наверху:
— Реально рыба!
— Ну так бери, да поехали! — отвечают ему сверху.
— Слы, братан! Продай рыбу! — говорит он уже мне.
Просьба была настолько несерьёзной, что попахивала каким-то явным разводом.
— Ты чего, издеваешься? — говорю я ему.
— Братан, реально! Мы заплатим, не ссы!
Я говорю:
— Нахрена вам эта мелочь?
— Да нам по барабану!
И понизив голос на полтона объяснил.
— Понимаешь, мы тут ездили, туда-суда, ну, с девочками, отдохнуть, сам понимаешь. А бабам сказали — типа на рыбалку. Чо мы им, селёдки пряного посола с рыбалки привезём?! Ну так чо, сколько?
— Да ладно, перестань! Забирай если надо.
— Чо, серьёзно? Вот ты реальный чувак! А ведро?
— Ведро не могу. Ведро не моё.
— Во! А мы у тебя его купим.
Порывшись в лопатнике нашел там бумажку в десять баксов, скомкал и сунул мне в карман рубашки.
— Нормально? На новое типа ведро.
— У меня сдачи нету.
— Ха-ха-ха! Ты прикольный чувак! Слышь, сдачи говорит у него нету! Ха-ха-ха!
Всё это время, пока длился наш интеллектуальный диалог, я продолжал неспеша дёргать уклейку. Двое наверху за этим наблюдали. И вдруг один крикнул:
— Слы, братан! А на чо ловишь?
— На хлеб.
— Просто на хлеб, и всё?
— Просто на хлеб. На булку.
— Булка это батон?
— Батон.
Он толкнул в бок приятеля.
— Прикинь? На батон! Я тут поехал с одними кентами на рыбалку, понял. Реальные такие рыбаки! Одних понтов на штуку баксов. Лодки, моторы, удочки импортные, все дела. Целый день сидели! Хоть бы блять один головастик! Ни-ши-ша! А тут чувак на палку и булку, зырь, одну за одной таскает.
Они спустились к нам и стали с любопытством наблюдать, как я таскаю уклейку.
— Слы, братан! А можно я попробую? — спросил тот, что интересовался наживкой.
Я пожал плечами, уступил ему место и передал удочку. Двух других это изрядно развеселило.
— О, секи! Щас Лось сома поймает!
Они гыгыкали и толкали друг друга. Меж тем тот, кого они назвали Лосём, неуверенно забросил, поплавок мгновенно ушел под воду, и через секунду у него на крючке уже переливалась в лучах вечернего солнца серебристая рыбёшка. Принять рыбу в руку сноровки у него не хватило, и уклейка, сорвавшись с крючка, плюхнулась в траву.
— Держи. Держи её. А то ускачет. — заорал счастливый рыбак.
— Есть. Ееесть. — орали остальные так, что наверное стёкла в деревне дрожали.
Они ползали на коленках по траве, пытаясь поймать бедную уклейку.
— Ух ты! — отдышавшись сказал Лось. Глаза его заблестели азартом. — Видали, как я её чотко?! Токо раз! — и всё! Братан, давай батон!
Он наживил крючок, и снова забросил.
— Братан, а у тебя ещё удочки нету? — спросил один из оставшихся двоих.
У меня в чехле, который я даже не разбирал с приезда, лежало ещё две удочки. Через пять минут все трое выстроились вдоль кромки воды. Но оказалось, что ловить просто так им неинтересно.
— Ну чо, пацаны, по соточке?
— Давай!
— Братан, ты судья!
Они достали каждый по сто долларов, и вложили мне в ладонь.
— Банк короче. Делайте ваши ставки!
И пошла потеха. Они радовались каждой пойманной уклейке так, что младшая группа детского сада на новогоднем утренике по сравнению с ними была просто унылой кучкой ветоши.
Я расчертил на песке табличку, и считал пойманную каждым рыбу. Когда сумерки сгустились так, что уже нельзя было рассмотреть поплавок, подвели итоги. С основательным преимуществом победу одержал Лось.
— Да ну, так нечестно! Лось хоть в детстве на рыбалку ходил! А я вобще удочку первый раз в жизни в руках держал!
— Вот-вот!
— Честно нечестно, а я вас за язык не тянул! — Лось явно радовался победе.
Я достал деньги, и отдал победителю. Тот отделил одну купюру и протянул обратно мне.
— Держи!
— Не-не! Это ж ваша рыба, сами наловили!.
— Братан, ты не понял! Это не за рыбу! Это за удовольствие!
— Бери-бери! — поддакнули остальные. — Треть банкиру эт нормально, это по понятиям.
Смеясь и обмениваясь впечатлениями они развернулись и пошли вверх по склону, к джипу. И тут я вспомнил про ведро.
— Э, парни! А рыбу?
Они обернулись.
— Да нафиг она нам теперь? Нам теперь и так поверят, мы ж реально на рыбалке были!
Смех постепенно стих, и уже от машины, когда хлопнули дверцы, кто-то крикнул:
— Спасибо те, братан! Будут проблемы, найди нас в городе. Спросишь Лося, тебе каждая собака скажет!
Джип, плюнув гравием из-под колёс и мигнув габаритами, скрылся за поворотом, а я стал собирать удочки, пока совсем не стемнело. Проблема у меня была только одна — завтра дед Олег поднимет ни свет ни заря, и будет весь день бухтеть, что я его любимое ведро хотел продать за десять баксов.
Экзамен. Преподаватель: Ну, и что Вы знаете? Студент: Все. Преподаватель: Ну, тогда выведите мне формулу. бороды. Студент: Легко. «Борода» = «бор + ода». Бор это лес. А ода это стих. Получаем: «лес стих». А когда лес стих? Когда безветрие без «Ве» три «Е». Итак, вот Вам формула бороды: три «Е» минус «Ве» (3 Е V). anekdotov.net
У моей жены есть двоюродная сестра Таня. В середине 60-х Тане было года четыре. В садик она не ходила и, как во многих семьях в то время, родители, уходя на работу, оставляли детей бабушкам. Танина бабушка выросла в украинском селе и говорила она только по-украински, поэтому и Таня говорила в основном на украинском языке, хотя ее родители говорили дома на русском, т.к. Танин папа приехал из Москвы и язык еще не освоил.
Однажды Таня поехала с родителями на поезде в Москву к папиному брату. Танина мама, чтобы не ударить лицом в грязь, решила выучить с дочкой русский стишок. Пока доехали до Москвы, стих был выучен и многкратно повторен. Вот он:
Вот и солнышко встаёт,
Видит заинька идёт.
-Ну куда же ты, Косой,
Неодетый и босой!
Приехали они в Москву, пока то да сё, настала мамина очередь похвастаться Таниными способностями.
-Ану-ка, Таня, расскажи стихотворение про зайчика!
Таня стала по стойке «смирно» и начала:
— Бачу (вижу) заець бiжить — на вулице мороз, а вiн голий!
P.S. Эту историю нам рассказала Танина мама много лет назад.
Невезуха (каждый знает!) –
это бомба на мосту,
где от плюса отнимают
поперечную черту!
Но судьба играет глухо –
по затылку кочергой:
там везуха – просто пруха,
только знак совсем другой!
(Это стих из романа
«Русская кочерга»):
http://russian-poker.kz/
Говорил Серёга Кольке
о загадках бытия:
«Символична жизнь настолько,
что неясен даже я!»
Разрезая сыр на дольки,
нарушая этикет,
наливал рюмашку Колька,
игнорируя тот бред…
(Это стих из романа
«Русская кочерга»):
http://russian-poker.kz/
Лапу медведю Петя пришил сам. Во-первых, могло влететь от родителей за испорченную игрушку, а во-вторых, как сказал его дед Пахом, бывший десантник, мужчина должен уметь все делать сам.
Именно дед научил Петю держать в руках нож, палку и иглу.
— Палку ты всегда найдёшь, а это тебе — и посох, и оружие, и топливо для костра, — приговаривал дед, обучая внука простеньким приёмам самообороны.
Поэтому, когда по советским телеэкранам пронеслись «Боевые искусства Шаолинь» и дворы наполнились детьми, неуклюже крутящими старые черенки от лопат, внук только хмыкнул. После чего показал мастер-класс с первой попавшейся штакетиной, называя её по-иностранному «бо». Петя тут же получил прозвище «Каратэка-Бо» и уважение школьной шпаны. Репутации хватило на целый учебный год.
Через год, в первых числах сентября к нему тут же подвалил переведённый из другой школы хулиган по кличке Буян и назначил драку после уроков. «Приходи один», спокойно ответил Петя.
Буян пришёл не один, а с двумя «друзьями», пацанами с другого района. Увидев их, Петя флегматично развернулся и пошёл обратно.
— Трус! — возмутился Буян вслед.
— Пусть уйдут, — бросил, не оборачиваясь Петя. Поддев ногой брошенный черенок от метлы, толкнул его в воздух и легко поймал рукой.
— Каратека!- крикнул один из дружков Буяна. — А слабо без палки?
— А слабо на ножах? — Петя внезапно развернулся, сделав палкой несколько оборотов вокруг себя.
— Да легко! — Буян достал нож.
— Ну, иди. — Троица двинулась на Петю.- Один иди! Или уйду. — Буян мотнул головой, дружки остановились.
Петя не стал выбивать нож палкой, как того ожидал Буян. Палка внезапно ткнулась острым концом в шею хулигана под кадыком. Буян выронил нож, схватился за горло, захрипел, оседая на грязный асфальт. Отбросив нож палкой, Петя ткнул хулигана в живот, заставив сделать выдох. Буян закашлялся и, тяжело дыша, посмотрел на школьника дикими глазами:
— Ты что? — просипел он. — Так убить можно!
— А ты не лезь! — взмахом палки школьник забросил нож в заросли крапивы.
— Псих! — резюмировал Буян, поднимаясь с корточек.
— Псииих! — радостно завопил один из хулиганов, но тут же осёкся, увидев скучный холодный взгляд Пети. — Пацаны, валим отсюда. Он точно псих!
Школьник пошёл на них, всё быстрее вращая палкой, чувствуя, как закипает кровь. Сердце в груди Пети застучало так громко, что он не выдержал.
И проснулся.
Петя открыл глаза, вспомнил, что нет у него деда-десантника, что не умеет он палкой вращать и что Буян. Да, был Буян. Поймал за школой и отметелил. Ни за что, по ходу жизни.
Сердце продолжало громко биться. Петя поднялся с кровати, спустил босые ноги. Ледяной пол тут же обжёг тонкие пальцы. С подушки что-то скатилось и бесшумно упало на пол, под ноги, согрев плюшевым теплом.
Мишка. Старая игрушка, подобранная среди хлама съезжающих с квартиры соседей. У основания коричневой лапы в темноте ночи отчётливо белели белые нитки — других Петя не нашёл. Глаза игрушки, вырезанные из флакона моющего средства, блеснули в свете заоконных фонарей. На левой лапе — картонный щит с сердцем, в правой — маленький меч.
Петя вспомнил, как придумал прикрыть белые нитки картонным щитом, а для полного образа соорудил меч из карандаша и пары ластиков. Починив игрушку, ребёнок торжественно положил на плечо медведя кухонный нож и провозгласил:
— Нарекаю тебя рыцарем Чудесного леса и своим лучшим другом! — И тут же погрустнел, вспомнив, что других друзей у него нет.
Петя мотнул головой, отгоняя воспоминание о сне, поёжился — из щели в оконной раме сильно дуло. Завернулся в одеяло, прислушался. Нет, тихо, храпа не слышно. Значит, мама ещё не пришла с дежурства. Он по-прежнему один в пустой квартире. Хотелось обратно в сон. В тот мир, где дед-десантник, где мама не пьёт, где все хулиганы района, а, может быть, и целого города, разбегаются при одном имени Каратека. Да какой из Пети Каратека?! Смех один!
Школьник вспомнил, что чувствовал во сне перед тем, как проснулся. Ярость? Откуда у забитого Пети может быть ярость? Да и не понравилось ему это чувство. Побеждать хулиганов понравилось, а ярость — нет.
— Я ведь действительно мог его убить там, в сне! — сказал вслух Петя тонким голоском. — Даже не подумал, что это неправильно. Откуда это во мне? Я не хочу стать таким!
Осторожно поставив ступни на ледяной пол, Петя подобрал игрушку и вернул на подушку. Лег, затем высунул руку из-под одеяла, подтянул игрушку к себе, обхватил обеими руками. Вдвоём — не так страшно. В свете качающихся на осеннем ветру уличных фонарей узор на стене обоев казался огромным зелёным драконом из какой-то злой старой сказки. Чудище раскрывало пасть, страшно пучило глаза, размахивало длинным шипастым хвостом, протягивало к ребёнку мерзкие когтистые лапы.
Петя закрыл глаза, закрылся с головой одеялом, однако чудовище продолжало стоять перед глазами. Какой-то эффект, увиденное отпечатывается на сетчатке, на уроке биологии рассказывали. Странно, что игра воображения, оказывается, тоже может запомниться сетчаткой. Смешное слово «сетчатка», словно в глазу маленькая сеть, которая ловит всё, что увидит человек. Петя улыбнулся и дракон пропал.
Ребёнок покрепче обхватил Мишку и провалился в сон. Руки ослабли, плюшевый медвежонок выскользнул из детских рук, выпал из-под одеяла, но перекатился почему-то не на пол, а на подушку.
Со стены узор переполз на белый потолок, навис на Петей, распростёр перепончатые крылья. Медвежонок встал на задние лапы, поднял голову к потолку.
— Он — мой! — прошелестело сквозняком по комнате.
— Он — свой! — прошептал медвежонок. — А я — его друг!
— Он — мой! — засвистел в щели рамы ветер. — Да будет он моим воином! Да проснётся в нём моя ярость!
— Никогда! — Медвежонок взмахнул лапой с мечом. — Уходи из его снов! — Тень от картонного щита увеличилась, заняв пол-стены и часть потолка. — Уходи навсегда! — Мишка направил меч в сторону узора. Дракон на потолке сжался в одну точку.
— Ты не вечен! — заскрежетали по стеклу ветки, вспугнутые ветром.
— Он хороший! — медвежонок ткнул мечом в потолок. — Он не бросит.
Точка заметалась по потолку и, расширившись светлым кругом по стенам, пропала. Опустив лапы, медвежонок аккуратно лёг на подушку.
— Трус! — возмутился вслед Буян. Петя, сжимая в руках портфель, всё дальше уходил от хулигана с дружками. «Только бы не побежать — догонят!», подумал ребёнок. Сзади раздался топот — Буян бросился в погоню. Звоном металла раскрылся нож в его руке.
— Это что же это делается, люди добрые! — запричитала невесть откуда взявшаяся соседка. — На дитё с ножами бросаются!
— Уйди, Антоновна! — топот за спиной затих — Буян с дружками остановился.
— На кого это ты там ругаешься, мать? — Петя узнал голос участкового Василия. — Так, Буянчик, приехали. Куда?! Куда ж ты от меня денешься, болезный!
Шум топота четырёх пар ног стих через пару секунд.
— Куда там! — усмехнулась Антоновна. — Васька ж марафонец! И не таких до инфаркта микарда загонял.
Сердце в груди билось ровно. Петя спал, а рядом на подушке лежал Мишка. Его лучший друг.
Источник статьи: http://vysokovskiy.ru/anekdot/stih/