Я памятник себе воздвиг нерукотворный. автор Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837)
Родословная моего героя →
См. Стихотворения 1836 / Переводы Пушкина . Дата создания: 1836, опубл.: 1841. Источник: ФЭБ ЭНИ «Пушкин» [1] , РВБ «Пушкин» [2] • вольный перевод с переработкой ХХХ оды Горация Exegi monumentum aere perennius.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не заростет народная тропа, Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит — И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, 10 И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгуз, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокой век восславил я Свободу И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Хвалу и клевету приемли равнодушно,
20 И не оспоривай глупца.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастёт народная тропа, Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживёт и тленья убежит — И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
10 И назовёт меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я Свободу И милость к падшим призывал.
Веленью Божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Хвалу и клевету приемли равнодушно
20 И не оспоривай глупца.
Варианты и разночтения
«Я ПАМЯТНИК СЕБЕ ВОЗДВИГ НЕРУКОТВОРНЫЙ»
А. Черновой автограф [* 1] .
Слух обо мне [пройдет] по всей Руси великой [* 2] И назовет меня всяк сущий в ней язык — [* 3] И [внук Славян], и Фин и ныне полу дикой [* 4] [Тунгуз] [Киргизец] и Калмык — [* 5]
И долго буду тем любезен я народу [* 6] Что звуки новые для песен я обрел [* 7] Что в след Радищеву восславил я свободу [* 8] [И про свещение> ]
Призванью своему о Муза,—будь послушна [* 9] Обиды не страшась, не требуя венца [* 10] Толпы хвалы и [брань] приемли равнодушно [* 11] И не оспоривай глупца [* 12]
Б. Варианты белового автографа.
5 Нет весь я не умру — душа в бессмертной лире
6 Меня переживет и тленья убежит —
9 Слух пройдет обо мне по всей Руси великой
12 Тунгуз и сын степей калмык.
14—16 Что звуки новые для песен я обрел Что вслед Радищеву восславил я свободу И милосердие воспел
14 Что чувства добрые я в песнях пробуждал
17 Призванью своему, о муза, будь послушна
18 Обиды не страшись, не требуя венца;
19 Хвалы и клевету приемли [* 14] равнодушно
а. Узнает живущий в ней язык б. Узнает всяк живущий в ней язык —
Начато:а. И [гор ] зор Начато:б. И Фин, и внук Славян, Начато:в. И гордый внук Славян, и Фин, Начато:г. Могущий внук Славян, и Фин и Начато:г. И и Фин, [Грузинец,] Кир Начато:е. Ии Фин, Грузинец, ныне дикой Начато:е. Черкес и
Тунгуз жестокой и Калмык —
Начато:а. И тем б. И буду тем
а. Начато: Что по б. Что в русском языке музыку я обрел в. Что звуки новые обрел я в языке (При окончательном исправлении форма: обрел я осталась без изменения).
Начато: а. Вослед б. Что в след Радищеву восп
а. О Муза, — приемля равнодушно Хвалу и б. Начато: О Муза, — приим в. Святому жребию о Муза будь послушна
Изгнанья не страшась, не требуя венца
а. Хвалу и брань [глупца] толпы приемля равнодушно б. Хвалу то приемли равнодушно в. Хвалы и брань толпы приемли равнодушно
Примечания
Датируется 21 августа 1836 г. При жизни Пушкина напечатано не было. Впервые опубликовано в 1841 г. Жуковским в посмертном издании сочинений Пушкина, т. IX. с. 121—122, с цензурными искажениями: 4 Наполеонова столпа; 13 И долго буду тем народу я любезен; 15 Что прелестью живой стихов я был полезен.
Восстановленный подлинный текст опубликован Бартеневым в заметке «О стихотворении Пушкина „Памятник“» — «Русский Архив» 1881, кн. I, № 1, с. 235, с факсимиле. Первоначальные варианты опубликованы М. Л. Гофманом в статье «Посмертные стихотворения Пушкина» — «Пушкин и его современники», вып. XXXIII—XXXV, 1922, с. 411—412 и Д. П. Якубовичем в статье «Черновой автограф последних трех строф „Памятника“» — «Пушкин. Временник Пушкинской Комиссии», вып. 3, 1937, с. 4—5. (предварительная частичная публикация — в «Литературном Ленинграде» от 11 ноября 1936 г № 52/197) См. публикацию в ФЭБ.
Написано на тему оды Горация «К Мельпомене» (XXX ода книги III, Exegi monumentum aere perennius…), откуда взят и эпиграф. Эту же оду Горация перевел Ломоносов (Я знак бессмертия себе воздвигнул…); ей подражал Державин в своем стихотворении «Памятник». «Александрийский столп» — Александровская колонна, памятник Александру I в Петербурге на Дворцовой площади. В черновой рукописи 3-й строфы называются еще и другие национальности, живущие в России, которые назовут имя Пушкина: грузинец, киргизец, черкес. Четвертая строфа читалась первоначально:
И долго буду тем любезен я народу, Что звуки новые для песен я обрел, Что вслед Радищеву восславил я Свободу И милосердие воспел.
↑Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 20 т. — М.: Художественная литература, 1948. — Т. 3. Стихотворения, 1826—1836. Сказки. — С. 424.
↑ РВБ: А. С. Пушкин. Собрание сочинений: в 10 т. (1959—1962) — М.: Художественная литература, 1959. — Т. 2. Стихотворения 1823—1836 — С. 460).
↑ аб Я воздвиг памятник (лат.).
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.
Из наблюдений над языком стихотворения Пушкина «Памятник»
Павел Яковлевич Черных (1896–1970) – советский языковед, педагог, доктор филологических наук, профессор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.
Большую часть своей научной деятельности П. Я. Черных посвятил изучению словарного состава русского языка: лексики отдельных памятников письменности, некоторых писателей, различных периодов истории русского языка, диалектной лексики. Следствием и итогом всех этих многолетних исследований ученого стал «Историко-этимологический словарь русского языка» – главный труд его жизни.
Над словарем П. Я. Черных работал больше 15 лет, но не дожил до выхода книги в свет. После смерти ученого эту работу продолжили его ученики и последователи. В итоге словарь вышел в свет через 23 года после смерти автора и стал одним из самых авторитетных этимологических словарей русского языка.
Предлагаем вниманию читателей портала статью П. Я. Черных «Из наблюдений над языком стихотворения Пушкина «Памятник»», опубликованную в журнале «Русский язык в школе» (№ 3, 1949). Правильно ли мы читаем и – главное – понимаем программное стихотворение А. С. Пушкина? Как в черновиках поэта выглядели знакомые нам со школьной скамьи строки? Об этом идет речь в статье П. Я. Черных.
В конце августа 1836 г., за пять месяцев до дуэли, Пушкин закончил стихотворение, впоследствии получившее название «Памятник», проникнутое высоким сознанием личного достоинства и величия того дела, которому была посвящена жизнь, подводящее итоги пройденному творческому пути, представляющее собою, в сущности, прощание с друзьями-современниками и обращение к потомству.
Как известно, это стихотворение Пушкина по своей теме (подведение итогов поэтической деятельности) имеет отдалённую связь со знаменитой одой Горация «Ad Melpomenam». На русской почве стихотворения в этом роде были известны и до Пушкина. Сюда относится прежде всего «Памятник» Державина, начинающийся словами: Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный. Не подлежит, однако, сомнению, что эти два стихотворения, столь близкие по теме и по форме, глубоко различны по существу, по содержанию. Это различие, конечно, определяется главным образом различиями самой исторической действительности, в условиях которой протекала поэтическая деятельность обоих авторов и в зависимости от которой они по-разному понимали задачи поэтического творчества.
Пушкинский «Памятник» отталкивается от державинского. Он представляет собой как бы поэтический ответ великого русского народного поэта прославлениому «певцу Фелицы». Поэтому местоимение я в начале первого стиха у Пушкина, пожалуй, имеет значение примерно «а я» или «что касается меня , то я », что соответствующим образом должно быть подчёркиваемо при чтении (с помощью ритмико-мелодических средств):
Я памятник себе воздвиг нерукотворный (:) К нему не зарастет народная тропа.
Остановимся сначала на некоторых вопросах чтения пушкинского «Памятника». Мне кажется, что можно считать бесспорным, что при чтении старых авторов должны быть учитываемы правила произношения и ударения слов, существовавшие в литературном языке их времени. Нет необходимости, однако, говорить здесь о правилах произношения вообще. Московское произношение, конечно, являлось образцовым и сто лет назад. Во всяком случае в отношении автора «Памятника» этого вопроса не должно существовать. Пушкин был природным москвичом. Он, родился в Москве. Здесь он учился говорить, учился произносить слова. Правила произношения, которым следовал он, по большей части обязательны и для нас. Сделаем некоторые замечания относительно лишь отдельных слов, которые теперь мы произносим иначе.
Как прочесть вознесся: вознёсся или вознесся?
Принимая во внимание, что произношение е (не ё ) перед твёрдыми согласными в книжных, «славянских» словах ещё и в пушкинское время являлось одним из средств повышения стиля, что Пушкин часто пользуется этим приёмом и что стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» вообще написано в «мажорных» тонах (о чём ниже), – я более склонен читать это слово с е, чем с ё: вознесся, хотя доказать правильность такого чтения в данном случае невозможно.
Что касается русских по форме глаголов зарастёт, переживёт, пройдёт, назовёт, то здесь едва ли имело место это явление, но я затруднился бы сказать, что такая возможность здесь совершенно исключается. Ср. даже в баснях Крылова:
Когда в товарищах согласья нет На лад их дело не пойдет, –
Остальные слова в отношении е не представляют ничего спорного.
В третьей строфе слово дикий (им. ед.) рифмуется с великой (дат. ед.: «по всей Руси великой»). Рифма правильная: слово дикий по законам московского произношения должно звучать дикъй (с ъ из о в заударном положении). Поэтому в четвёртой строфе слово жестокий («мой жестокий век») следует произносить (в его конечной части) совершенно таким же образом: жестокьй. Ср. также рифмы в первой строфе: нерукотворный : непокорной.
В последней строфе некоторые слова могут привлечь к себе внимание с точки зрения законов «аканья». Рифма послушна : равнодушно лишний раз свидетельствует об одинаковом произношении заударных о и а , о совпадении их в одном звуке (ъ). Более специальный случай – во втором стихе. В словосочетании не требуя венца последнее слово Пушкин, очевидно, произносил с е или близким к нему гласным в предударном слоге, а вовсе не с и, как, например, в слове винца (род. ед. от винцо). «Икающее» произношение (т. е. употребление и вместо е, я ) при известных условиях: нису, систра, пи тух, винца (= венца) и т. п. как норма в Москве установилось поздно.
С грамматической стороны, в частности морфологической, стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» не вызывает особых замечаний, кроме, пожалуй, одного. В последнем стихе Пушкин говорит «не оспоривай глупца», тогда как мы теперь сказали бы не оспаривай. Как известно, в старом русском языке глагольных образований на -ывать, ивать с корневым гласным а вместо о типа нашивать было немного. Но с течением времени произошло расширение этой категории слов за счёт глаголов, сохранявших о : упрочивать, подытоживать и т. д. 1 . К этой группе глаголов в пушкинское время (точнее – в речи самого Пушкина) принадлежал также глагол оспоривать 2 . Об обороте тленья убежит см. ниже.
Главным поэтическим орудием поднятия стиля, возвышения его, по выражению Ломоносова, «от обыкновенной простоты к важному великолепию», в XVIII столетии и в первой половине XIX служила «высокая» лексика с её выдержанным, многовековым фондом – словами старославянского происхождения, не успевшими обрусеть, или славянизмами.
По большей части славянизмы характеризуются известными фонетическими признаками, как, например, отсутствие полногласия, сочетания щ : жд в соответствии с русскими ч : ж и др. Сюда относятся в данном случае:
глава («Вознесся выше он главою непокорной»);
прах («Мой прах переживёт и тленья убежит»);
сущий («И назовёт меня всяк сущий в ней язык»);
пробуждал («Что чувства добрые я лирой пробуждал» ).
К этой группе славянизмов, несомненно, относятся и такие слова с приставкой воз-, как воздвиг («Я памятник себе воздвиг нерукотворный»); восславил («Что в мой жестокий век восславил я свободу»).
Остальные славянизмы не характеризуются какими-либо типическими признаками фонетического порядка:
столп (Александрийского столпа ).
Сл ово столп (в данном контексте в смысле колонна , или памятник) в пушкинское время воспринималось как элемент высокой лексики. Ср. в том же значении: «Вкруг грозного столпа трикраты обвились» (о памятнике в честь Кагульской победы. «Воспоминания в Царском Селе», 1814). В несколько сниженном употреблении это слово встречается в «Евгении Онегине»:
Пошёл! Уже столпы заставы Белеют. Вот уж по Тверской. (VII, 38.)
язык («И назовёт меня всяк сущий в ней язык »).
Принимая во внимание следующее дальнейшее перечисление: «и гордый внук славян, и финн (и т. д.)», надо полагать, что слово язык здесь употреблено в значении народ (т. е. по-старославянски).
То же можно сказать и о местоимении всяк с его необычной (для русского языка) краткой формой им. ед. м. р. Спустя десять лет оно уже могло казаться ветхим. Об этом местоимении писал Белинский в своём знаменитом письме к Гоголю по поводу гоголевской фразы «Дрянь и тряпка стал всяк человек»: «И что за язык, что за фразы. Неужели вы думаете, что сказать всяк вместо «всякий» значит выразиться по-библейски?»
Таким образом, всё словосочетание всяк сущий в ней язык, как оказывается, состоит у Пушкина из «высоких» слов, употреблявшихся в поэзии в особо торжественных случаях.
Архаическое причастие падший («И милость к падшим призывал»), при разговорно-русском павший (ср. «И падшего свежит неведомою силой», «Молитва», 1836), и архаическая глагольная форма приемли («Хвалу и клевету приемли равнодушно»), при разговорно-русском принимай, в свою очередь, также способствуют повышению стиля всего произведения «от обыкновенной простоты к важному великолепию».
Сюда же, к категории «высокой» лексики, по-видимому, следует отнести отглагольные существительные: «тленья убежит» вместо от тленья (у Державина – тлена) и веленью божию, – именно эти существительные, с их отвлечённым значением и именно в этом контексте. Следует отметить, кроме того, что слово тленья в грамматическом отношении представляет собой так называемый «родительный отложительный» (беспредложный) при глаголе убежит, означающем отдаление и пр., не употреблявшийся в разговорно-русском языке уже в пушкинскую эпоху.
Союзное слово доколь («Доколь в подлунном мире. »), старославянское доколѣ, в поэтическом языке предшествующего времени не было известно за пределами высоких жанров, хотя, вообще говоря, оно не чуждо русскому языку и всегда употреблялось в диалектальной речи: доколь, докуль . У Пушкина это слово восходит к традиционной «высокой» поэтической лексике.
Но понятие «высокой» лексики не исчерпывается славянизмами. В старом поэтическом языке наряду со славянизмами и в той же функции употреблялись и некоторые греческие и латинские слова, особенно относящиеся к области классической мифологии и истории древнего мира.
В стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» сюда относятся греческие слова: лира («душа в заветной лире»), муза («Веленью божию, о муза, будь послушна»), а также пиит («Жив будет хоть один пиит») из греческого piitis, в то время как слово поэт восходит к латинскому poeta. В более ранних своих произведениях Пушкин редко пользовался греческим вариантом этого слова, причём обыкновенно в ироническом плане, как, например, в «Оде графу Хвостову» (1825):
А я, неведомый пиита, В восторге новом воспою Вослед пиита знаменита.
Несколько в ином роде ср. в черновых набросках к «Евгению Онегину»:
Но дорожит Одними ль звуками пиит (гл. III).
Особого рассмотрения заслуживает прилагательное александрийс кий («Александрийского столпа»), вместо александровский.
Речь идёт здесь, несомненно, об Александровской колонне, открытой 30 августа 1834 г. на Дворцовой площади, в Петербурге, в честь Александра I. В своём дневнике в записи от 28 ноября 1834 г. Пушкин упоминает об этом событии: «Я был в отсутствии. Выехал из П. за пять дней до открытия Александровской колонны (и пр.)». Прилагательное александрийский, вообще говоря, восходит к Александрии , названию египетской столицы; ср. у Пушкина в «Египетских ночах»:
Александрийские чертоги Покрыла сладостная тень.
Употребив это прилагательное вместо александровский, поэт, как полагают, хотел замаскировать слишком откровенный характер своего утверждения, что его нерукотворный памятник, к которому не зарастёт народная тропа, вознёсся своей непокорною главою выше самой Александровской колонны, – утверждения, заключающего открытый вызов царю и его приспешникам.
Как известно, Жуковский, впервые, после смерти Пушкина, напечатавший (в 1841 г.) это стихотворение (с заглавием «Памятник»), среди других изменений авторского текста, между прочим, допустил также нелепое искажение и смысла первой строфы, поставив вместо «Александрийского столпа» Наполеонова. Даже нейтральное (и в известной мере «классическое») александрийский показалось Жуковскому в политическом отношении неприличным и дерзким.
При лингвистическом анализе любого художественного произведения ие может быть игнорируема его собственно стилистическая сторона 3 . Сюда относятся прежде всего такие изобразительные средства, как эпитет. У Пушкина выражение художественной идеи «Памятника» преимущественно связано с искусным подбором эпитетов:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный. Вознесся выше он главою непокорной. Душа в заветной лире. И гордый внук ‘славян. Что в мой жестокий век восславил я свободу.
Впрочем, стихотворение Пушкина не перенасыщено в стилистическом отношении. Здесь, например, совсем не оказывается никаких сравнений. Метафорических выражений очень мало. Сюда относятся:
. Душа в заветной лире Мой прах переживёт и тленья убежит. Доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит.
Таким образом, стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» по праву считается одним из лучших образцов богатых мыслями, изумительных по глубине и искренности чувства и в то же время поразительных по простоте художественного выражения пушкинских стихотворений.
Но мне кажется, что лингвистический (и в известной мере стилистический) анализ этого стихотворения нельзя считать законченным (хотя бы и в очень общем виде), если мы не дополним сделанные выше наблюдения ещё одной справкой по истории авторского текста. Часто данные, относящиеся к творческой истории того или иного художественного произведения (если эти данные сохранились), могут пролить яркий свет на языковые особенности, на стилистические детали этого произведения. Как известно, Пушкин долго и упорно работал чуть не над каждой своей строкой, если она предназначалась для печати.
Судя по сохранившимся автографам «Памятника», московскому и петербургскому, с собственноручными поправками поэта 4 , Пушкин немало потрудился и над этим своим стихотворением. Так, окончательная редакция четвёртой строфы, где поэт подчёркивает гражданское, общественное значение своей поэзии:
Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я свободу И милость к падшим призывал.
установилась далеко не сразу. Сначала, наряду со свободолюбивым характером своей поэзии (Восслед Радищеву восславил я свободу и т. д.), Пушкину хотелось также отметить свои заслуги в области стихотворного, поэтического языка:
Что в русском языке музыку 5 я обрёл.
Что звуки новые для песен (я обрёл)
Впоследствии, однако, в окончательной редакции, Пушкин исключил какое бы то ни было упоминание, так сказать, о «формальной» стороне своих стихотворных произведений. И Жуковский совершенно произвольно снова напомнил о ней в напечатанном в 1841 г. тексте «Памятника»: Что прелестью живой стихов я был полезен, причем это было сделано им за счёт упоминания о свободе.
Более конкретную форму в окончательной редакции получил также четвертый стих этой строфы: И милость к падшим призывал вместо первоначального: И милосердие воспел.
Первый стих пятой строфы сначала также выглядел иначе: Святому жребию, о муза, будь послушна. или: Призванью своему, о муза, будь послушна. Нельзя сказать, что и в окончательной редакции этот стих получил удачную форму: Веленью божию (?), о муза, будь послушна.
Впрочем, все это ещё не имеет прямого отношения к языку и стилю стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Однако некоторые пушкинские поправки имеют только грамматико-стилистическое значение. Так, во второй строфе в первом стихе сначала эпитет был « в бессмертной лире », но Пушкин, может быть, ввиду того, что говорится далее в четвёртой строфе: «И долго (не «вечно», не «навсегда!») буду тем любезен я народу» и пр., заменил этот эпитет другим, лучшим: «в заветной лире», т. е. любимой, дорогой, свято хранимой 6 .
В следующем стихе первоначально стояло: Меня переживёт.
В окончательной редакции Пушкин нашёл более удачное выражение этой мысли: Мой прах переживёт.
В третьей строфе первый стих сначала имел такой вид: Слух обо мне пройдёт во все концы России. Пушкин оставил в окончательной редакции: Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой.
Выражение во все концы России показалось ему, вероятно, слишком официальным или «прозаизмом».
В следующем стихе вместо (в окончательной редакции): И назовёт меня всяк сущий в ней язык сначала Пушкин написал было: Узнает всяк живущий в ней язык.
Все эти изменения, вместе взятые, и, в особенности, эта замена причастия живущий, обычного в литературном русском языке, необычным сущий (в смысле «имеющийся», «находящийся») подтверждают уже ранее сделанное наблюдение, что в стихотворении, разбор которого мы на этом можем закончить, Пушкин преднамеренно пользовался «высокой» лексикой, искусно прививая то или другое книжное (обычно, в конечном счёте, старославянское) слово к живой, народно-русской речевой ткани своего произведения.
1 Из новейших работ по русскому языку об этих формах см. С. П. Обнорский. Культура русского языка, 1948, стр. 28–29.
2 Любопытно, что Жуковский, исправляя для печати пушкинский текст в 1841 г., вместо не оспоривай поставил не оспари вай.
3 Лингвистика имеет дело с языком, главным образом, как орудием общения, a стилистика – с языком только как словесным искусством.
4 См. о них в статье Д. П. Якубовича «Черновой автограф трёх последних строф «Памятника», Пушкин, Временник Пушкинской комиссии, 3, 1937.
5 Слово музыка Пушкин обыкновенно употреблял с ударением на предпоследнем слоге ( муз ы ка ).
6 «Толковый словарь русского языка под ред. Д. Н. Ушакова», т. I, 1935, стр. 899.
Павел Яковлевич Черных (1896–1970) – советский языковед, педагог, доктор филологических наук, профессор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.